Значение городских поселений как центров новой христианской культуры отразилось в специфическом явлении «переноса городов», в последнее время обстоятельно изученном Н. Е. Носовым. На рубеже X–XI вв. на обширной территории Руси ранние торгово-ремесленные и военно-административные центры VIII–X вв., ориентированные на внешние связи и обслуживание военно-дружинных слоев общества, передают свои функции новым городам, становящимся христианскими центрами[301]
. Ярким и показательным примером является Новгород. Город на современном месте формируется вокруг епископского двора и главного храма. Старый центр – Рюриково городище – угасает[302].Существование «парных» центров, подобных Рюрикову городищу и Новгороду, один из которых более древний, ориентированный на внешние связи и торгово-ремесленную деятельность, а другой опирается на местную экономическую основу и является центром тянущих к нему сельских территорий, центром где сосредоточены новые органы административного и церковного управления, не есть нечто единичное для Руси и стран Балтики. Подобные «пары» известны: Гнездово и Смоленск, Шестовицы и Чернигов, Сарское городище и Ростов, Тимерево и Ярославль, Городок на Ловати и Великие Луки, возможно, городище на р. Дорогоще и Новый Торг. Аналогичная ситуация наблюдается в Скандинавии: Бирка и Сигтуна, Хедебю и Шлезвик, Павикен и Висбю, Ширинсгаль и Тенсберг. Во всех этих случаях появление новых городов и упадок прежних центров происходили на рубеже X–XI – первой половины XI в., в чем проявилась общая историческая закономерность, единый ритм социально-политических и экономических перемен. В конце Х – первой половине XI в. на Руси и в Скандинавии происходила стабилизация государственных структур, активно распространялось христианство, шло формирование новых экономических районов, основанных на прогрессе внутренней экономики государств, внешние связи уходили на второй план. На Руси рассмотренный путь становления городов не являлся всеобщим и единственным, но для нескольких центров, прежде всего в северной части страны, он очевиден[303]
.Важное значение имеет анализ сообщения «Повести временных лет» о массовом строительстве христианских храмов на местах прежних языческих капищ. По мнению А. Г. Кузьмина, эта практика «очевидно, не могла считаться ортодоксальной. Ведь таким образом христианство не столько отрицало, сколько продолжало и преобразовывало предшествующие верования»[304]
. Однако в действительности, она была достаточно широко распространена и в христианизирующейся Европе, и в Византийской империи. Митрополит Макарий (Булгаков) писал: устройство христианских храмов на месте языческих мольбищ было в высшей степени благоразумной мерой. Язычники, без сомнения, привыкли считать эти места священными, привыкли собираться на них для поклонения своим кумирам; теперь, приходя на те же места по прежней привычке, они уже встречали здесь христианские храмы и «естественно научались, забывая прежних богов, поклонятся Богу истинному»[305]. В целом эти наблюдения были поддержаны и в советском религиоведении. Так Н. М. Никольский писал: «священники пошли на такие же уступки прежней вере, какие в свое время вынуждена была сделать и греческая Церковь: они признали реальность существования всех бесчисленных славянских богов, приравняв их к бесам, и признали святость традиционных мест и сроков старого культа, выстраивая храмы на месте прежних кумиров и капищ и назначая христианские праздники примерно на те дни, к которым приурочивались ранее языческие»[306]. Если не придавать буквального значения фразе о признании «святости» традиционных мест и сроков «старого культа», то общая тенденция вытеснения политеистических верований христианским монотеизмом обрисована достоверно. Однако из этого совсем не следует делать умозаключения о том, что «особенно эффективным средством упрочения позиций православия в Древней Руси являлось широкое использование Церковью старых политеистических праздников и обрядов»[307]. О подобных явлениях нет сведений в письменных источниках. Церковь последовательно боролась с языческим политеизмом, никоим образом не идя с ним ни на формальный, ни на содержательный компромисс.Следует также учесть и тот факт, что для духовенства и образованной части христиан из числа феодальной знати разрушение капищ с одновременным созданием христианских церквей наполнялось вполне определенным мистическим смыслом. Согласно учению Церкви, языческие капища являлись местом обитания злых демонов, бесов, а христианские храмы, соответственно, местом особенного присутствия Божией благодати и пребывания ангелов. Поэтому механическое уничтожение деревянных или каменных идолов, а также возведенной над ними постройки (даже при условии перепланировки местности), еще не означало для христианского сознания полной победы над силами зла. Такая победа могла стать окончательной лишь в случае построения церкви.