Религиозная жизнь Древней Руси в IX–XI веках. Язычество, христианство, двоеверие

Представляется интересной гипотеза А. Е. Леонтьева, допускающего, что прежний устав более чем столетней давности исходил от князя Олега и относился к мере. А «устав Ярослава помимо фиксации дани регулировал и территориально-земельные отношения, окончательно узаконив отторжение исконных мерянских земель». Во всяком случае, первая половина XI в. является предельно допустимой поздней датой всех собственно финских археологических памятников Волго-Клязьминского междуречья[386].

Возможно, археологическим отражением событий 1024 г. в Суздале являются результаты раскопок Владимиро-Суздальской экспедиции ИА РАН. В северо-западной части современной кремлевской территории обнаружены остатки древнейших оборонительных сооружений Суздаля, относящихся к рубежу IX–X вв. Укрепления состояли из трех рвов и земляного вала, огораживающих территорию примерно в 1,5–2 га. К середине XI столетия укрепления уже были уничтожены. Логично предположить, что это было связано с подавлением «восстания волхвов». По мнению М. В. Седовой, «уставление земли», отмеченное в Новгородской IV летописи, видимо, отразилось и в строительной деятельности Ярослава, который ликвидировал старые укрепления Суздаля, создав новые: вал и ров, увеличившие городскую территорию до 14 га.[387]

Стоит подчеркнуть, что летописное известие 1024 г. не следует понимать как указание на особую роль Суздаля в языческой жизни начальной Руси. Несмотря на то, что в местных суздальских преданиях, приводимых в записках М. В. Снегирева, говорится об идоле Перуна, стоявшем на княжьем дворе и идоле Велеса на месте Васильевского монастыря, достоверных сведений об этих идолах нет. По-видимому, данные предания являются «литературными домыслами» XIX–XX вв.[388] Курганный некрополь Суздаля, расположенный в 1 км к юго-востоку от города, насчитывает свыше 350 насыпей, относящихся ко времени от рубежа X–XI вв. до середины XII в. С самого начала в могильнике хоронят по обряду ингумации. Инвентарь, сопровождавший погребенных, состоит, в основном из украшений: височные кольца, бусы, перстни, браслеты, фибулы[389]. В целом, суздальский некрополь – обычное древнерусское городское кладбище эпохи христианизации. По-видимому, подавление «восстания волхвов» поставило точку в языческом периоде истории средневекового Суздаля.

Некоторые историки и краеведы относили к 1024 г. основание города Ярославля при впадении р. Которосли в Волгу, связывая его с деятельностью князя Ярослава по «наведению порядка» и укреплению государственных структур в Северо-Восточной Руси[390]. Данный вопрос, как и изучение весьма позднего по происхождению «Сказания об основании града Ярослава»[391], не связан напрямую с анализом событий в Суздале, поэтому я не рассматриваю его в настоящей книге, предполагая обратится к нему в своих дальнейших исследованиях.

В отличие от событий 1024 г. в Суздале, освещенных летописями довольно скупо, «восстание волхвов» на Верхней Волге в 1070-х годах удостоилось весьма подробного рассказа. В «Повести временных лет» он помещен под 1071 г., хотя некоторые данные указывают на то, что реально описываемые события происходили несколько позднее[392].

Летописный рассказ о выступлении волхвов в 1071 г. отражает информацию о них, переданную составителю летописи непосредственным участником событий – княжеским сборщиком дани Яном Вышатичем. По мнению А. А. Шахматова, М. Д. Приселкова и Д. С. Лихачева рассказы Яна Вышатича были использованы составителем Начального свода и печерским летописцем Нестором. Как следует из «Повести временных лет» Ян Вышатич был близок к игумену Печерского монастыря Феодосию, жена Яна и он сам были похоронены в этой обители[393]. Участие Яна Вышатича в летописании прямо отмечено под 1106 г., где сообщается о его смерти: «От него же и аз многа словеса слышах, еже и вписах в летописаньи семь, от него же слышах»[394].

Летописец начинает свое повествование о происшедшем на берегах Волги и Шексны «восстании волхвов» с указания на наступление голода в Ростовской земле – в обширном регионе, центральной часть которого являлось Волго-Клязьминское междуречье[395]. Начало летописного рассказа таково: «Бывши бо единою скудости в Ростовьстей области, встаста два волъхва от Ярославля, глаголюща, яко “Ве свеве, кто обилье держит”. И поидоста по Волзе, кде приидуча в погостъ, ту же нарекаста лучьшие жены, глаголюща, яко си жита держить, а си медъ, а си рыбы, а си скору. И привожаху к нима сестры своя, матере и жены своя. Она же в мечте прорезавша за плечемь, вынимаста любо жито, любо рыбу, и убивашета многы жены, и именье ихъ отъимашета собе. И приидоста на Белоозеро, и бе у нею людий инехъ 300»[396]. Итак, летописец сообщает о появлении двух волхвов в Ярославле, объявивших людям об истинной причине голода. Сделав свои заявления, волхвы отправились вверх по течению Волги, а затем и Шексны (являющейся притоком Волги) и, приходя в крупные селения – погосты, совершали особые ритуальные действия.