Сильнейшим действенным средством помощи все учителя церкви считают молитву. Приводится огромное число примеров, когда молитва других людей в буквальном смысле слова возвращала заболевших людей к жизни. Необходимо здесь сказать немного о смысле молитвы. Когда мы молимся за какого-то человека, мы тем самым не напоминаем Богу об этом человеке – есть такое примитивное понимание молитвы, как будто мы больше Бога знаем о достоинствах и недостатках того, за кого просим. Разницы нет, просим ли мы за умершего, или за живого, мы говорим о своей готовности принять на себя часть ответственности за близкого нам человека. И именно наша сострадательная любовь во время молитвы и будет той ценой, которую мы платим за помощь. Поэтому бессмысленная молитва за другого человека никак ему не поможет. Так, св. Феофан Затворник пишет, что есть такая практика, когда один подаст записочку в церковь, другой наспех «протрещит молебен» – оба как будто «выполнили свой долг», но на самом деле никакой поддержки больному не оказали (123). Получается, что людям даётся шанс проявить свою добрую сущность, помочь другому человеку и тем самым и себе сделать облегчение, а они относятся к такой помощи беспечно.
Святой Иоанн Кронштадтский пишет (124) о таком нюансе убийства: убийцами он считает врачей, которые прописывают неверные лекарства, или не хотят лечить больного, или раздражают его, когда ему нужен покой, или из жадности и скупости не оказывают своевременной помощи. Неоказание помощи другому человеку святой однозначно приравнял к убийству, не говоря уж о тех, кто просто считает, что им будет «просторнее» от смерти другого человека (125). Мог помочь в болезни и не помог – потенциальный убийца, так как в душе уже убил. Этого человека для тебя нет, причём в таком вот негативном контексте: этого человека нет у тебя не потому, что его там и не было – он там был, пусть недолго, а потом ты его вычеркнул. Он оказался недостоин твоего внимания, твоего сочувствия, твоей помощи. Такой вот комментарий к «современной» теории о «золотом миллиарде».
Но излишнее усердие здесь тоже неуместно (126), любая помощь имеет свое целью обретение человеком самостоятельности, в любой помощи должно быть уважение свободы другого человека и надежда на его внутреннюю силу. Ведь, кроме того, что болезнь сама по себе может быть не по силам не только тебе, но и более сильным людям (127), исцеление во многом зависит от желания самого человека исцелиться. Нет одной единственной причины болезни. Есть переплетение разных внешних и внутренних причин. Человек заболел и для других тоже, и те другие «свой вклад» в его выздоровление внесли, и уже не их вина, что он не хочет выздоравливать. «Ты сделай свое, и будешь прав пред Богом» (128).
Напомним ещё раз эпизод предпоследней встречи Христа и Иуды Искариота: не нужно брать на себя лишнее. Какую бы ты помощь оказал или не оказал, принятие решения всё равно остаётся за самим человеком. Тем более не кори себя чрезмерно, когда ты на самом деле старался и переживал, не жалел ни денег, ни сил, ни себя самого. Пусть больно и обидно, но теперь уже действительно пусть: пусть тот человек считает, что ему вовремя не помогли и вовремя не остановили. «И не говори, что не знал».
г. Нелицеприятие
Ещё одна внешняя причина болезни – показать, что Бог «не взирает на лице». На примере Давида мы видим, что «наказание» может быть наложено и не отменено, несмотря на глубокое раскаяние, для того, чтобы окружающие не судили превратно о системе воздаяния. Как сказал Христос, некоторые вещи совершаются «по жестокосердию» людей. Бог понимает нравственную ограниченность современного общества, и попускает совершаться несчастьям, дабы предотвратить большие. Дитя Давида умерло – его «есть Царство Божие», – Давид раскаялся ещё до его смерти, так что его смерть даже принесла ему облегчение от прекращения мук (как разрешение «проблемы»), но оставить ребёнку жизнь было нельзя, так как слишком многие люди знали о преступлении Давида и ждали, чем накажет его Бог. В данном случае разочарование многих было бы большим злом, чем смерть одного ребёнка. Научить всему сразу нельзя.
Болезнь (и последующая смерть) ребёнка носила в себе сразу двойной социальный смысл. Во-первых, она предназначалась для Давида. Его глубокое семидневное раскаяние лучше, чем что-либо ещё показывает, насколько этот удар был точен. Во-вторых, болезнь и смерть ребёнка нужны были израильскому народу, который не мог не знать об отвратительном поступке Давида и не осуждать его. Преступление было очевидным, здесь вряд ли возможны были другие мнения, поэтому Бог «не должен» был оставить его без последствий. О семидневных раскаяниях Давида большинство народа не знало, а если бы и знало, то вряд ли сочло бы их достаточной мерой наказания. Не будем забывать, что мы говорим о народе Ветхого завета, где чёрным по белому записано «око за око, жизнь за жизнь». Невинный младенец был принесён в жертву этим ожиданиям мести.