Рембрандт

Мы имеем среди рисунков ещё и превосходное изображение слона, в Британском музее и в Альбертине. Альбертинский рисунок молодого слона особенно хорош. Слон в Британском музее несколько мутный и голова его мала. Надо думать, что эти рисунки сделаны с натуры.

Заканчивая наш обзор анималистических картин и набросков Рембрандта, коснемся ещё и раковины, volutamulicolus – или, по иному названию – conusmoluccensis, изображенной Рембрандтом с чудесной живостью. Эта раковина служит часто предметом украшения столов, и голландские мореходы привозили её экземпляры довольно часто. По всей вероятности, она имелась и в собраниях Рембрандта, среди красивых и случайных безделушек. В графическом смысле это изображение занимает почетное место наряду с несравненными и непревзойденными шедеврами Жакмара, выдающегося французского гравера XIX века. Рембрандтовская раковина относится к категории звучащих. Если приложить такую раковину к уху, то мы услышим дальний гул от звуковых волн, скопившихся в её проходах. Но и сам Рембрандт не был ли звучащей раковиной для близких и дальних шумов минуты и веков?

Нечистое животное

Ортодоксальные евреи не едят свинины. Им употребление этого мяса запрещено библейским законодательством. На эту тему мы имеем точные указания в Левите, во Второзаконии, у Пророка Исаии, и в книге Маккавея и в «Притчах» Соломона. Повсюду свинья представляется животным грязным и прожорливым, даже гнусным, которого не должны касаться евреи, в отличие от других народов. Такое отношение к свинье осталось у евреев и по сей день, и только евреи габимные или совершенно оторвавшиеся от закона отступают от древнего правила. Мы имеем офорт Рембрандта, от 1643 года, на котором изображена свинья. Она лежит со связанными ногами, и за нею виднеются фигуры людей. По-видимому, свинья приготовлена к убою. Жирная, лохматая, грузная, с длинной мордой и маленькими глазками, она не пробуждает в зрителе никакого доброго чувства. Какой-нибудь мышонок, попавший в лапы кошки, вызывает жалость, уже не говоря о птице. Даже муха, запутавшаяся в паутине, может в ком-нибудь вызвать желание её освободить. Здесь же чувство отвращения не осложняется никаким добавочным мотивом. Ветхозаветное чувство к свинье перешло и в Новый Завет и, в сущности, господствует в мире. Свинью едят, но к живой свинье вряд ли кто-нибудь питает симпатию. Самое название этого вида многокопытных у всех европейских народов вошло в состав слов, обозначающих грязь, физическую или моральную. Для немцев «ichweine» есть нечто осудительно-презрительное, иногда по отношению к целому народу, если народ этот не умеет жить по законам общепринятой гигиены, опрятности и чистоты. Слово же «ichyveinerei» определяет уже качество, очень широко понимаемое. Но у ортодоксальных евреев это чувство достигает апогея в термине «хазер», применяемом ко всякому отступничеству от закона. «Был некто Елизар, – читаем мы во второй книге Маккавея, – из первых книжников, уже достигший старости муж, но весьма красивой наружности. Его принуждали, раскрывая ему рот, есть свиное мясо. Предпочитая славную смерть опозоренной жизни, он добровольно пошел на мучение, и плевал». Таков исторический рассказ, живопишущий безмерное отвращение к свинье. Мы оставляем совершенно в стороне вопрос о том, насколько еврейское законодательство могло считаться с местными и общими гигиеническими рецептами, касающимися свиного мяса. Но одно несомненно, что в брезгливой ненависти к свинье сказалась черта, по преимуществу, психологическая. Это животное, смотрящее всегда вниз, разрывающее всякие экскременты, чавкающее, хрюкающее и пожирающее всё, что попадается под зубы, кончая собственными детенышами, вопящее и визжащее от всякого, даже легкого удара, такое животное приобрело в глазах еврейского народа черты безграничной отвратительности во всех его видах, возрастах и привычках. Хазер – это нечто антиеврейское во всех смыслах слова.

Но мы уже указывали на то, что неоарийские народы питаются очень охотно жирным мясом этого животного. Ветчина – блюдо и закуска, популярное повсюду. Заливной поросенок или поросенок с кашею ценятся даже взыскательнейшими дамами европейского бомонда. Но Der Menschist, waserisst[107], и в некоем далеком смысле слова, отнюдь не применяя сюда какого-либо сарказма или иронии, можно сказать, что в арийской культуре нет ничего такого, что полярно

отталкивалось бы от свиньи. Самое слово «свинство» не имеет у арийцев смысла категорического осуждения. «Свинья ты, друг мой, что не пришел вчера», «поросенок ты мой», можно сказать даже иной возлюбленной, лаская женщину с нежною фамильярностью. Никакой еврей, никогда и ни при каких обстоятельствах не применит слова «хазер» в подобных случаях и смыслах, как еврей не повторит даже и мысленно, даже и в минутном омрачении сознания, трехэтажного бранного слова, которым русский народ разоблачает свою мать. Тут глубокий водораздел между двумя мироощущениями.