И тут до Трая дошло! Вовсе не на окно показывал капрал, а на их опустевший столик. Вот повезло-то! Они всю дорогу думали, как к княжьему дворцу подступиться, – в Цитадель абы кого не пускают. А тут, оказывается, стражники их сами туда доставят.
Он собирался встать и громко окликнуть, как вдруг его потянули за шиворот. Старик с неожиданным проворством и силой сдёрнул Трая со стула, одновременно распахнул дверь, чтобы укрыть его от посторонних глаз.
– Уходим, быстро! Рот не вздумай открыть.
– Ты… ты чего? – только и смог пробормотать растерявшийся парень.
А Госфен уже волок его за собой через кухню, мимо чуланов и кладовых, чёрным ходом на задний двор, оттуда – к едва приметному лазу в заборе. Дальше по тёмным, хоть глаз выколи, переулкам, канавам, полным отбросов, по лужам, таким вонючим, что Трай невольно вспомнил Грязную улицу. Он и помыслить не мог, что в светлом, чистом, красивом Княжграде могут скрываться такие помойки.
Бежали долго. Как, куда – Трай ничего не запомнил. Бальзам перемешался с клюквенкой, так что теперь в голове стояла гулкая пустота, мир вокруг сжался до двух десятков шагов и все силы уходили на то, чтобы передвигать непослушные, будто чужие ноги. Точно как в волшебном саду… Нет, на волшебный сад вонючая клоака не походила нисколько.
Остановился Госфен, когда они вбежали в небольшой дворик, обнесённый семифутовым забором. Тщательно запер калитку на два засова, прислушался, что делается снаружи. Улыбнулся удовлетворённо, похлопал Трая по плечу:
– Унесли ноги, кажется. Повезло.
Трай шумно выдохнул, отёр со лба пот. В голове по-прежнему было гулко и пусто. И зачем он так напивался? Спросил, покосившись на одноэтажный, но вполне добротный дом:
– Ты тут живёшь?
– Угадал. Пошли, спать тебя уложу, а то на ногах не стоишь.
Против ожидания, пошли они не на крыльцо, а вокруг дома. Там была пристроена деревянная сараюшка, один ход во двор, второй – в переулок. Госфен отпер дверь, зажёг подвешенную на притолоке масляную лампу. Сараюшка вся доверху была завалена каким-то старьём – ломаной мебелью, ржавыми железками, первоначальное предназначение каковых Трай угадывать не брался, ящиками, сундуками. Хозяин протиснулся к самому большому сундуку, повозился с запором, откинул крышку. Оглянулся на прислонившегося к двери гостя.
– Чего ты там застрял? Иди сюда!
Трай, пошатываясь, двинулся к нему. Пробраться сквозь хлам оказалось нелегко. Несколько раз споткнулся, потом старая этажерка решила опрокинуться в тот самый миг, когда он задел её плечом. Увернуться получилось, но грохот пошёл такой, что Госфен болезненно скривился:
– Осторожнее! Антиквариат поломаешь.
– Да ну, хлам один… – отмахнулся Трай. И застыл, раззявив рот. Потому как добрался до сундука и заглянул внутрь.
Дна у сундука не было. Вместо него – дыра в полу, куда уходила узкая лесенка. Там, в подполе, горела эфирная лампочка без абажура, достаточно яркая, чтобы осветить дощатый пол и крашеные стены.
– Полезай, – распорядился Госфен. – Не упадёшь?
– А-а… Не, не упаду.
Трай неловко перебрался через бортик сундука, нащупал ногой ступеньку, начал спускаться. Внизу и впрямь оказалась небольшая комнатушка, ещё и с мебелью: две застланные койки, стол, в углу за ширмой – рукомойник и ночной горшок.
Трай потоптался на месте, разглядывая это нехитрое убранство, повернулся к спустившемуся следом Госфену:
– Это что, каземат какой?
– Дурень ты, – покачал головой старик. – Это схрон. Для таких как ты, кому в тюрьму не резон попадать.
– За что ж меня в тюрьму? – опешил Трай.
Госфен поморщился, махнул на кровать.
– Ложись, спи лучше. Завтра на свежую голову всё расскажу.
Трай послушно уселся на койку. Соломенный тюфяк, одеяло из грубой шерсти. Не то что в гостиничном номере. Скорее, на его топчан в сарае у Капошей смахивает. Он приготовился было лечь, но опомнился, вскочил:
– Погоди! А как же Мави, Эдаль? Их, получается, в тюрьму забрали? За что?! Не, я друзей не оставлю. Я разобраться должен…
– Куда тебе сейчас «разбираться». – Госфен толкнул его в грудь, вынуждая опять усесться на койку. – Спи, а я схожу, узнаю, что и как.
– Ты точно узнаешь? – недоверчиво переспросил Трай.
– Точно, точно. Мне с этой вашей Эдалью познакомиться крайне необходимо.
Часть II. Небесье
Илва попала в Небесье, как попадают все – прилетела из родного Княжграда менять молодое тело на звонкую монету. Монет мена сулила не много, но и предложить что-то особенное женщина не могла: и внешности заурядной, и молодости не самой первой – двадцать два года исполнилось. Да и знала за собой хвори, о каковых предпочла умолчать. Мена ведь тому выгодна, кто перехитрить сумеет.
Как все, Илва выстояла очереди сначала во Дворце Прошений, затем в Госпитале. Как всех, её ощупывал и осматривал лекарь – мужчина, женщин-лекарей мало, они самых богатых да благородных дам пользуют. Менщица Илвы ни особо богатой, ни благородной не была, потому терпела. И была вознаграждена, когда лекарь без всякого снисхождения объявил об Илвиных хворях.