Ренегат

Щепетильно ощупываю свое лицо и не верю ощущениям, ибо мне кажется, что кожа мягкая и ровная, нет рубцов и ран, а отеки бесследно исчезли.

— Все отлично зажило. — молвит Люк.

— Правда?

Люк, подтверждая, кивает.

— Я предупреждал, что будешь, как новая.

С благодарностью обнимаю его. Люк смеется, но едва я отдаляюсь, он омрачается.

— Я не думала, что так быстро. Спасибо. Что бы я без тебя делала!

— Если бы не я — тебя бы здесь не было. — грустно роняет он.

— Не выдумывай! Это мой сознательный выбор. Тем более, когда-то это все закончится, и мы вернемся к настоящей жизни. А разве жизнь не испытание? Да и еще похуже этих будет. Но ты же не станешь корить себя за то, что мы вообще живем, правда?

— Но ты не должна проходить тестирование. — неумолимо стоит он на своем. — Сегодня начнется последняя проверка, и ты увидишь, что я не зря сожалею.

— Что-то серьезное? — спрашиваю я, готовясь к самому худшему.

— Охота. — глухо отвечает он.

В памяти сразу всплывает разговор с Каей. Я четко вижу ее покрытые уродливыми, тщательно скрываемыми рубцами руки и шею. Она упоминала о кипящем озере и сколоченную арену над ним, с которой свалилась в обжигающую воду, а Люк ее вытащил. Скоро состоится еще одно бессмысленное испытание, где погибнут невинные люди. А ведь жизнь — это не безделушка, с которой можно поиграться, сломать и выбросить, но многие об этом забывают.

Наверно, проверки будут продолжаться до тех пор, пока не умрут все. Может в этом весь смысл? Нас попросту истребляют, и Охота будет обычным отловом с неисчислимым количеством жертв?

— Зачем еще охота? — протестую я во весь голос. — Для чего? Вчера погибло столько народу…

Знаю, Люк к их гибели не причастен, и я зря вымещаю на нем накопленную злость, но я не могу остановиться. Меня изнутри разрывает лютая тоскливая злоба — погибают ни в чем невинные ребята, а я бессильна и слабая, чтобы что-то изменить и остановить.

Некоторые чувства невозможно сдержать, даже сохраняя их под давлением. Они неизбежно вырвутся наружу, потоком обжигающей лавы.

— Сколько у нас времени? — осведомляюсь я, боясь услышать ответ.

— До вечера. — медлит Люк.

— Так мало? — изумляюсь я. Всего лишь пять часов… У нас осталось только пять часов! А не продолжительная, размеренная счастливая жизнь, как мы того хотели. — Не отходи от меня ни на шаг, мы должны провести их вместе.

Люк улыбается, а у меня слезы наворачиваются на глаза. Наделав полным-полно роковых глупостей, теперь я сожалею практически обо всем. Но все можно, если не вернуть, то исправить. Я должна наконец-то признаться Люку, что пришла с ним попрощаться в день его отъезда и видела его на площади, он стоял совсем близко. Возможно, признание — все, чем я могу отблагодарить его за бесконечное терпение, верность, за его безвозмездную заботу и защиту. Но, понимая весь ужас происходящего, не могу выдавить ни слова, будто язык проглотила. Люк обнимает меня и целует в макушку.

Невольно приливающие мысли об Охоте вызывают во мне необоримые приступы страха. Я не должна ему поддаваться, ведь вся наша жизнь — испытание. И, чтобы продвинуться, как можно дальше, нужно бороться. Нет, я не могу сдаться в самом начале. Я не могу сдаться вообще! Люк выжил, я постараюсь ответить ему тем же.

— Ты справишься. Ты сильная. — утверждает он. — Я уже говорил тебе это, помнишь?

— Я — не ты, Люк. — противоречу я, поникнув.

— Ты расправилась с Триксом и способна не большее. Ты всего лишь недооцениваешь себя!

— Откуда тебе знать, что я могу?

— Маверик, — произносит Люк тихо, но убедительно, — я видел. И ты научила меня бороться.

— Что за бред ты несешь, Люк? — недоумеваю я. — Как я могла тебя чему-то научить? А главное, когда?

— Когда мы нарушали законы, выходили на площадь и, когда ты ругала меня за то, что я хотел сбежать.

— Надо было убегать с тобой, и тогда бы мы не торчали здесь, ожидая тестов, как подопытные кролики! И плевать, если за Дугой никого и ничего нет, мы бы выжили! Разве мы не это здесь делаем? Выживаем, даже времени перевести дух нет. — подвожу я итог зашедшего в тупик разговора. — Извини, мне нужно умыться.

Приняв теплый душ, наряжаюсь в приготовленную Люком одежду. А затем, сидя в тягостном безмолвии, он заплетает мои волосы в колосок, и мы спускаемся в полупустую столовую, где за нашим столом — кроме меня и Люка — разместились еще три знакомых человека: Луи, Мередиан и Эббигейл, изборожденное глубокими царапинами насыщено-синее некогда прелестное лицо которой опухло до пугающей неузнаваемости.

За соседними столами каждое второе место — пустое. Это означает, что вчера умерло более двухсот ребят. На миг ощущаю опустошающую и неопровержимую уверенность в том, что они никогда больше не займут свои места; для них проверки бесповоротно закончились, как и их короткая жизнь.