Ренуар

Проведя два-три года в Маганьоске, Ренуар стал жаловаться, что на горе холодно, и переселился сначала в Каннэ, а затем окончательно в Кань, хороший воздух которого ему так хвалили.

Но воздух чист в верхнем Кань, а Ренуар осел в болотистой равнине нижнего Кань. И так как, раз поселившись в одном месте, он уже не решался «сняться с якоря», то проводил бы здесь свои зимы и впредь, если бы в один прекрасный день не пустили в продажу кусок земли с оливковой рощей на склоне горы — Колетт. Наверное, эти деревья, которым, по уверению местных жителей, было по крайней мере по тысяче лет, превратились бы очень скоро в пресс-папье, ложки, кольца для салфеток и прочие «иерусалимские сувениры». Для художника была нестерпима мысль об этом, и, чтобы спасти оливковые деревья, Ренуар купил Колетт. Но когда земля была куплена, решили построить дом — это уютное жилище, искусным архитектором которого была сама мадам Ренуар.

Приехав в Кань во время постройки дома — «замка Колетт», как называли его соседи, — я застал Ренуара, который тогда уже перестал ходить, подкатившимся в кресле к окну и не отрываясь разглядывавшим пейзаж.

— Вам хочется написать отсюда этюд? — спросил я.

— Нет, не то: меня обнадеживают, что сегодня я увижу верхушку моего дома там, за этими деревьями вверху!

Но кто может ускользнуть от власти вещей?! Когда «замок» был выстроен, Ренуар мало-помалу стал находить, что приятно пользоваться удобствами и что в этом отношении Колетт не похож на дом в нижнем Кань, который он занимал пополам с почтовым отделением. Однако в своем новом жилище, таком благоустроенном, но уединенном, художнику случалось жалеть о «почтовом доме» с его постоянной сутолокой приходящих и уходящих людей, вносившей столько оживления.

Наконец, несмотря на свой ужас перед всем «механическим», новоиспеченный помещик решил завести автомобиль. Прежде всего он видел в этом удобное средство отправляться на пейзажи, — что было для него сопряжено с такими трудностями с тех пор, как он лишился ног!

* * *

— Вы видите, как мой муж утомляется! — сказала мне однажды мадам Ренуар, когда художник возвращался с «пейзажа» в своем кресле на колесах, резиновые шины которых не спасали от толчков на каждом камне. — Публика его ценит; эти торговцы наперебой готовы купить его картины… Но почему же, когда пишут о нем… Вот мне только что показали газету… Ведь даже если не разбираться в этом… Вот, посмотрите, приехав вчера, я подумала: какая скучная столовая!.. Я привезла из Парижа три-четыре кусочка холста — «Розы», «Головку Габриэли»… вещи, над которыми Ренуар работал по часу! Когда я прибила их на стену, столовая изменила вид; стало так весело!

Мадам Ренуар умолкла. Я никогда не слышал, чтобы она так долго говорила о живописи.

Глава XX Модели и служанки

Ренуар. — Габриэль! Габриэль!.. Она опять ушла! А палитра моя не вычищена!

Я. — Разрешите мне?..

Ренуар. — Оставьте, я не буду работать сегодня утром.

Старая дама, гостья. — Кажется, этой девушки постоянно нет?..

Ренуар (когда дама ушла). — Эти «хозяйки» удивительны! И даже самые неплохие!.. Эта мадам И… о ней говорят: «Это ангел!» Гм, попробуйте-ка объяснить такому «ангелу», что у служанки те же потребности, что и у всякой женщины… Правда, надо признаться, что Габриэль ведет себя, как ей заблагорассудится! По крайней мере, не замешивала бы она меня в свои дела! Хотите держать пари, что сейчас, когда она вернется, если я спрошу, почему ее так долго не было, она как с луны свалится. Она мне скажет: «Но, мосье, я ведь никуда не уходила! Я только справлялась о новостях матушки Машен, которая вернулась из больницы».

Вы ведь хорошо знаете нашу поденщицу матушку Машен и ее мужа, папашу Машен, с его тирольской шляпой и красным кушаком?

Я. — Когда я был у вас в первый раз, я слышал, как матушка Машен говорила Габриэли: «Да, детка, папаша Машен бросил эту работу, чтобы показать другим, что значит долг… Его хозяин заставлял рабочих „ходить в церковь“… Папа сказал товарищам: „Я не стану есть такой хлеб… Вы — бездельники, если остаетесь работать…“»

Послышались шаги на лестнице.

Ренуар. — Это Габриэль. На этот раз мне следует рассердиться!

Габриэль (заметив, что хозяин силится принять строгий вид). — Но, мосье, я никуда не уходила; я лишь спустилась на пять минут справиться о новостях матушки Машен, только что вернувшейся из госпиталя; я даже и не застала ее…

Ренуар. — Пять минут! Она просто помешалась! Габриэль, я вам сто раз говорил: вы ничем не отличаетесь от других, и я не намерен удерживать вас насильно…

Но тут появилась сама матушка Машен. Пока она, ползая на четвереньках по мастерской, собирала оловянных солдатиков Клода, Ренуар спрашивал ее: «Ну как? Должно быть, ваша дочь довольна местом, которое я ей устроил у моего друга?»