Репортаж с петлей на шее

Мы, улыбаясь, ответили. Он улыбнулся в ответ и вдруг снова смутился.

– Не обижайтесь на нас. Знаете, лучше бы мы и дальше шатались по улицам, чем охраняли вас тут. Но что тут поделаешь. Может быть… может быть, оно даже лучше…

Обрадовался, когда рассказали, что думаем об этом и как к ним относимся. Вот так, с первой встречи, мы и подружились. Это был Витек, обыкновенный добродушный парень. Именно он и промелькнул у двери нашей камеры утром одиннадцатого февраля.

Второй, Тума, тип старой закалки, настоящий чешский тюремщик. Грубоватый, ворчливый, но в целом неплохой, он был из тех, кого когда-то в чешских тюрьмах называли «дядька». Своеобразия положения он не осознавал – наоборот, сразу почувствовал себя как дома и в привычной манере, с непристойными шутками, не столько принялся поддерживать порядок, сколько сам его и нарушал: то просовывал в камеру краюху хлеба или сигарету, то заводил разговор о чем угодно, кроме политики. Проделывал все это совершенно открыто, не таясь, потому что именно так понимал работу надзирателя. Первый полученный им выговор заставил его соблюдать осторожность, но не изменить старым привычкам. Он оставался все тем же дядькой. Просить его о чем-то большем никто не решался. Но при нем очень хорошо дышалось.

Третий мерил шагами тюрьму, насупившись, ни с кем не разговаривал, ни на кого не смотрел. На осторожные попытки познакомиться не реагировал.

– С этим нам не повезло, – неделю спустя сообщил отец. – Из всех он самый неудачный.

– Или самый хитрый, – ответил я скорее из духа противоречия, потому что разное мнение по пустякам – соль тюремной жизни.

Недели через две мне показалось, что молчун подмигнул. Я ответил тем же жестом, который в тюрьме имеет тысячу разных значений. И… ничего. Наверное, я ошибся.

Через месяц все стало понятно. Внезапно, словно вылупилась бабочка. Вдруг лопнул кокон – и появилось живое существо. Но то была не бабочка. То был человек.

* * *

– Эпитафии пишешь, – говорит отец, глядя на некоторые из характеристик.

Да, мне хотелось бы, чтобы не забыли товарищей, павших и тех, что верно и мужественно сражаются на воле и тут. Но еще мне хотелось бы, чтобы не забыли и живых, которые не менее верно и не менее мужественно помогают нам в самых тяжелых условиях. Чтобы такие люди, как Колинский и этот чешский полицейский, вышли из мрачных коридоров Панкраца на свет. Не ради славы. Ради того, чтобы все остальные брали с них пример. Ведь человеческий долг не ограничивается борьбой с нацизмом, и, чтобы оставаться человеком, пока люди снова не станут людьми, нужно сердце героя.

В сущности, это обычная история, история полицейского Ярослава Горы. Но это история настоящего человека.

Радницко. Захолустье. Живописный, грустный, бедный край. Отец – стеклодув. Тяжелая жизнь. Изнурительный труд, когда он есть, и нужда, когда наступает безработица (а она словно поселилась здесь навсегда). Такая жизнь или поставит на колени, или заставит поднять голову и мечтать о лучшем мире, верить в него, бороться за него. Отец выбрал второй путь. Стал коммунистом.

Юный Ярда участвует в майской демонстрации. Едет на велосипеде, в спицы колеса вплетена красная лента. Это не случайность, Ярда, сам того не понимая, хранит ее, берет ее с собой на учебу, в мастерскую, где работает токарем, на завод Škoda.

Кризис, безработица, война, поиски работы, полицейская служба. Не знаю, почему все это время он продолжает хранить красную ленту. Может быть, свернутой, может быть, полузабытой, но продолжает ее хранить. В один прекрасный день его отправляют на службу в Панкрац. Он приходит сюда не как доброволец, подобно Колинскому, с заранее поставленной целью. Но все понимает, стоит ему впервые заглянуть в камеру. Лента разворачивается.

Он разведывает обстановку. Оценивает свои силы. Хмурится, настойчиво размышляя, с чего начать и как начать. Он не профессиональный политик. Простой сын народа. Но в памяти у него живет отцовский опыт. Внутри него мощный стержень, вокруг которого зреет решение. И Ярда его наконец принимает. Из кокона появляется человек.

У человека этого прекрасная, чистая душа, сам он чуток, застенчив и вместе с тем смел. Пойдет на все, что от него потребуется. А потребуется и малое, и большое. Он делает и малое, и большое. Работает без позы, тихо, спокойно, бесстрашно. Ему все и так очевидно. В нем говорит категорический императив. Так нужно, зачем вообще разговаривать?

И на этом, пожалуй, всё. Это вся история одного человека, который уже спас несколько человеческих жизней. Люди эти живут и работают на воле, потому что один человек в Панкраце исполнил свой долг. Они не знают его, как и Колинского, он не знает их. Мне хотелось бы, чтобы о них с Колинским узнали, пусть даже с небольшим опозданием. Эти двое быстро нашли друг друга. И это приумножило их возможности.

Запомните их как образец. Как образец людей, у которых голова на месте. Но самое главное – у них на месте сердце.

ПАПАША СКОРЖЕПА