Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная инт

С учетом контекста предыдущих двух десятилетий, журнал обозначил революционное изменение оптики анализа русского современного искусства (доселе существовавшего в виде крайне редких статей и книг столь же редких западных искусствоведов) и презентации его на Западе. Ранее все советское неофициальное искусство обязательно преподносилось исключительно как диссидентское, подрывное и противостоящее официальной соцреалистической доктрине; собственные его качества практически не имели значения. В газетных сообщениях отмечался только факт выставки или какого-то конфликта с властью в связи с выставкой, содержание и творчество отдельных художников обсуждались крайне редко, а содержание статей в журналах оставалось неизвестным для наших авторов, потому что мало кто в те годы мог прочитать что-то на итальянском или чешском языке. А теперь уже в первом номере журнала читатель увидел полемические статьи на двух языках, интервью с художниками и обсуждение их творчества, качественные репродукции и большой ряд интересных и редких исторических материалов. Появляется отечественный дискурс, которого раньше не было вообще, если не считать вербальных перепалок, — часто доморощенный, но все же показывающий Западу, что «мы» не так уж и отстаем от «них» и вполне можем конкурировать по оригинальности концепций и их воплощению. Показывается историческая подоплека современного (естественно, неофициального) советского искусства, его связь с авангардом. В этой осуществленной смене, сдвиге парадигм восприятия советского современного искусства заключалось главное достоинство журнала «А — Я», и в этом его самое большое значение для последовавших в перестройку перемен на мировом рынке искусства для наших «полуофициальных» художников.

Тем не менее обратим внимание на заголовок статьи Глюк, возвестившей о выходе «А — Я» в Америке, — «Форум для диссидентского искусства». Журналу еще предстоит пройти свой путь в 1980-х годах, чтобы доказать право на существование русского современного искусства как уникального феномена.

1980

23 марта газета New York Times публикует обзор «Беспокойного мира советского музыкального авангарда» Харлоу Робинсона[110], вернувшегося недавно после полугодовой стажировки в России. Робинсон начинает обзор с «неожиданного» наблюдения, что советская музыка по-прежнему находится под жестким политическим контролем — а с чего бы ей в те годы стать свободной? До перестройки в культуре еще ой как далеко!..

На эту мысль его навели два события. Прежде всего, в США в 1979 году издали «Свидетельство: воспоминания Дмитрия Шостаковича», записанные и отредактированные Соломоном Волковым. Воспоминания эти, изобилующие резкими замечаниями о коллегах и не менее резко-негативными комментариями о советской власти обычно лояльного композитора, в ноябре вызвали появление в «Литературной газете» возмущенной статьи «Клоп» и писем протеста от семьи Шостаковича и группы композиторов. Забегая в наше время, скажу, что после своего выхода эта книга не переставала будоражить общество музыковедов и других специалистов во всем мире, то подтверждавших, то опровергавших подлинность этих воспоминаний. Большинство музыковедов со временем сошлись во мнении, что «записи воспоминаний Шостаковича» представляют собой подделку, хотя и содержат обработанные Волковым мысли композитора. Маленьким отражением бурных дебатов последних 40 лет служит абзац в тексте Робинсона, сообщающий, что непоименованный специалист по творчеству Шостаковича, ознакомившийся с единственным экземпляром книги в Союзе композиторов в Москве, подверг сомнению близость Волкова и Шостаковича, но признал большую часть книги аутентичной.