Наиболее интересной и существенной для меня из материалов этого года, главным образом посвященных отдельным советским художникам и начавшимся разборкам между ними, является статья Карла Аймермахера, опубликованная в австрийском литературном журнале Wiener Zeitung, Lesezirkel № 28
[138]в конце года. Несмотря на некоторые привычные «перегибы» в описании суровой московской жизни полуофициальных художников (упомянутые в тексте «старики», за исключением Владимира Янкилевского, никак с партийным руководством в 1962 году не сталкивались, и даже Владимир Немухин в 1974 году — да и не только тогда — предпочитал не вступать в прямую конфронтацию с КГБ), текст Аймермахера представляет большую ценность, потому что по свежим следам рисует читателю бесконечную противоречивость московской художественной жизни тех лет. Это не только продолжающаяся борьба консерваторов с новыми поколениями и трендами, это и жестокие трансформации в среде бывших единомышленников и соратников по цеху «независимых художников». В эти годы усилились начавшиеся на рубеже 1970–1980-х годов тектонические сдвиги в лагерной иерархии: многие художники 1950–1960-х годов выпуска вдруг оказались мало кому нужны, да и носители эстетических доктрин недавних 70-х уже не вызывали былого интереса. На смену недавнему «новому» шла иная генерация попсы, ярких красок и блесток, бойких авантюристов, почуявших шанс быстрой наживы на неожиданно бурном и глобальном рынке искусства. Привыкшие к прежним раскладам и связям «старики» еще долго не могли понять, что рынок закупает не по принадлежности к партии, а по личному вкладу в искусство, который у всех оказался разным. Это приводило к нелепым взаимным обвинениям и ссорам на пустом месте. Отметим, что к моменту написания статьи еще никто не знал о грядущем аукционе Sotheby’s, усилившем все параллельные процессы переоценки и реструктуризации, о начале которых и пишет здесь Аймермахер.Когда весной 1985 года Горбачев пришел к власти, немало настрадавшихся советских граждан, переживших за свою жизнь многократные смены властителей, стремились приглушить оптимистичные, а на их взгляд, наивные вопросы западных наблюдателей о преобразованиях в культурной политике. Только культурная сфера — это не та область, где в первую очередь стоит ждать позитивных изменений. Опыт этих людей скорее свидетельствует, что реформы в экономике всегда сопровождались ограничениями в культурной сфере. Заявления о намерениях осуществить форсированную динамизацию культуры были привычным ритуалом, однако не привели к фундаментальному изменению нынешней ситуации, формировавшейся десятилетиями.
Прошло два с половиной года. Любой, кто сравнивает сегодняшнюю ситуацию в прессе, издательском деле, литературе, кино, театре, музыке или изобразительном искусстве с тем, что было раньше, должен признать, что многое изменилось. Происходят радикальные изменения. Действительно дует новый ветер, и есть много признаков подъема, возврата к похороненным традициям и заполнения многих «белых» или с течением времени намеренно закрашенных «белым» пятен.
Значит, наши скептики были неправы? А как насчет тех, кто всегда выжидает, — новых скептиков, особенно в самом аппарате власти, или перестраховщиков «нового типа», старых и новых циников? Где покровители потрясений, какие группы приводили и приводят в движение внешне еще стагнирующую культурную сцену? Именно от этих вопросов, безусловно, будет зависеть будущее развитие. С некоторыми из его определяющих факторов нужно хоть как-то разобраться.
Чтобы ответить на эти вопросы, выберем изобразительное искусство. Конечно, нельзя рассматривать его изолированно. Сенсационные изменения в киноиндустрии, множество смелых голосов в литературе, структурные и содержательные инновации в театре также являются частью культуры и влияют друг на друга. Сравнивая сообщения советских и иностранных корреспондентов, поступающие почти ежедневно, кажется, что изобразительное искусство отстает от развития прочих областей культуры: долгожданные съезды Союза художников не принесли таких же сенсаций, как в литературе, кино или театре.