Однако, анализируя культурные события 1985–1986 годов, проходившие часто даже не столько подспудно, сколько незаметно для современников, становится ясно, что подготовка к взлому сталинского льда началась еще раньше. Как и в эпоху «оттепели», когда общественное развитие шло импульсивно, случайно и непредсказуемо, то вбок, то инволюционно, отдельные события рубежа 70–80-х, несмотря на продолжающийся «застой» в домашней культуре и гонения на несогласных с линией партии, указывают на некоторый прогресс в репрезентации советского авангарда на Западе и у нас дома. Достаточно вспомнить выставки «Париж — Москва» и «Москва — Париж», приоткрывшие двери в советские музейные запасники.
К примеру, 13 июля
сверхофициальная советская газета «Известия» поместила большой и радостный репортаж о выставке «Русский авангард 1910–1930 гг.» в Музее Вальрафа — Рихарца в Кельне. Среди 50 авторов, представленных в экспозиции, — П. Филонов, В. Кандинский, К. Малевич, И. Клюн, И. Кудряшов, В. Ермилов, Л. Лисицкий, А. Родченко, Г. Клуцис, Н. Гончарова, А. Лентулов, В. Татлин… Оказывается, эти имена «давно уже широко известны не только у нас, но и за рубежом». Ну, за рубежом еще ладно… А вот и «менее известные» имена, главным образом женщин: Варвара Степанова, Любовь Попова, Надежда Удальцова, Елена Гуро, Наталия Юрьева, Валентина Кулагина… В экспозиции 300 работ, в свое время вывезенных за рубеж, — но это, оказывается, не премьера, потому что эта выставка уже прошла «с огромным успехом» в Мадриде, Брюсселе и Копенгагене! Но мы теперь к этому причастны, потому что «многие произведения… составляют живую и неотъемлемую часть истории нашего искусства».«Но с чего же все началось?» — риторически вопрошает автор этого хвалебного обзора. Выясняется, что все это «наследие русского и советского искусства» собрал ныне хорошо известный меценат Петер Людвиг, и вскоре эти работы разместятся навсегда в новом здании Музея Людвига в Кельне. Мелькают имена известной кельнской галеристки А. Гмуржинской, председателя правления «Дойче банк» В. Кристианса; словосочетание «культурный обмен» рассматривается как «средство укрепления взаимопонимания и устранения предрассудков» — вот они, первые плоды перестройки в культуре. Оказывается, еще за год до этого «Дойче банк» в содружестве с Министерством культуры СССР показал в нескольких крупных городах ФРГ многогранную выставку «Русское и советское искусство. Традиции и современность», где «более полно», чем на нынешней, пишет автор, было показано наше изобразительное искусство, — в чем трудно сомневаться, поскольку там были представлены и современные живописцы из СХ.
Таким образом, можно констатировать, что скрытый процесс «экспорта культуры», «культурного наступления на Запад» опять начался раньше, чем широкому зрителю в СССР разрешили внимательнее ознакомиться с искусством собственного авангарда и направлениями современного искусства. Запад реагировал, проявлял несомненный интерес к происходящим в Советском Союзе переменам, но своеобразно, в меру своего разумения. Так, газета Hufvudstadsbladet
[136]от 29 июня под рубрикой «Восточная перспектива» — вероятно, уловив в советском воздухе что-то общее с процессами первой, хрущевской «перестройки» тридцатилетней давности — неожиданно поместила «Воспоминания о выставке 1962 года[137]», основанные на разговоре безымянного журналиста с Владимиром Янкилевским в его мастерской. По мнению автора, «дружелюбный и уравновешенный мужчина лет пятидесяти, Янкилевский работает в вакууме, без возможности соприкоснуться с западным визуальным искусством. Без решительных импульсов извне. Но некоторые его рисунки представляют собой смесь Босха и Дали (?!)». Думаю, финские читатели немного удивились такой неожиданной характеристике.До выставки в Манеже, пишет автор, в советском искусстве «дул ветер осторожной надежды и были возможны даже более противоречивые выставки». В качестве примера автор приводит выставку Эрнста Неизвестного и В. Янкилевского в Московском университете, не зная, что она открылась всего на один день, 17 мая 1962 года. После громкого скандала на манежной выставке многое в стране изменилось, пишет журналист, и всеобщая жизнеспособность и надежды сменились пессимизмом. По его справедливому замечанию, это мироощущение до сих пор преобладает в изобразительном искусстве Советского Союза.