Репортажи из-под-валов. Альтернативная история неофициальной культуры в 1970-х и 1980-х годах в СССР глазами иностранных журналистов, дополненная инт

Такая двойственность повторилась и во времена авангарда, когда авангард уходил от реализма и возникло сочетание реалистической репинской школы и кубофутуризма в трактовке пейзажа и одежд. У Серова есть портрет Морозова, где на фоне картины Матисса написано вполне репинское лицо. А у Оскара Рабина я нашел совершенно поразительное сочетание концептуализма и экспрессионизма — то, что до сих пор никто не понял и не ценит. Нам нужна выставка русского искусства именно в ретроспективе этой двойственности. Но никто об этом не пишет. Люди почему-то считают, что они ужасно цельные, а двойственность и эклектика, вообще концептуальность, считаются отрицательным качеством. А на самом деле эклектика — это единственная форма существования синтеза в наше время. Гегельянская диалектика именно поэтому и прижилась у нас в советское время. Она узаконивала дуализм, изначально присущий человечеству. Логия исходила из двойственности души и тела, профанного и небесного, и т. д. Конечно, существует и симметрия, которая привела нас с Аликом в свое время к концептуальной эклектике. Всегда, когда сталкиваются две точки зрения, возникает ось симметрии, которая делает конфликт ближе к триаде. Например, на Крым есть две точки зрения — «наш» и «не наш, украинский». И никто не рассматривает вариант, что может быть и третья точка зрения: если Крым вдруг станет самостоятельным государством…

И в подпольном искусстве было несколько таких интересных сочетаний. Я уже привел яркий пример с Рабиным, у которого были «Паспорт» и разные «этикетки от водки» — это меня привлекало, но никто на это не обращал внимания. Я сам от рождения тоже эклектик и дуалист. Мой папа был воспитан в семье с христианскими традициями, мама — в семье с иудаистскими традициями, — это тоже оказывало влияние на восприятие мира. Кроме того, в нас всех живет и женское и мужское начало, более миролюбивое или более агрессивное; мы экстраверты и интроверты одновременно, — хотя что-то должно преобладать, конечно. Например, иногда диптихи бывают сделаны так, что одна картина занимает две трети от общего размера. То есть всегда есть бесконечное поле для игры, и, пока мы долго жили за железным занавесом, никто не понял, что это начало эклектики постмодернизма. Мы придумали пост-арт для серии — как будут выглядеть сегодняшние шедевры поп-арта в будущем. Скажем, банка супа Уорхола в Музее Гугенхайма, превращенная в помпейские фрески, и т. п. Сам Уорхол высоко ценил эту серию и эту работу.

Г. К.: Помнится, у вас в начале пути была выставка в кафе «Синяя птица» в Москве.

В. К.: Да, в 1967 году. Мы как раз окончили Строгановку, и это тоже был год дуализма. Например, мы тогда все защищали дипломы, и мой диплом был связан с медальоном — с Гагариным и развевающимся знаменем. Кажется, он даже получил какую-то медаль на ВДНХ, когда была выставка медальерного искусства. В классах мы изучали академическую живопись и академический рисунок, но одновременно — и это был чистый дуализм — уже со времен чтения стихов на Маяковке, года с 1962-го, я оформлял по просьбе своих друзей, известных подпольных поэтов, самиздатовский поэтический журнал «Сирена» — разумеется, под псевдонимом. О двойственности нашей жизни писали и Кабаков, и Булатов, и некоторые другие, когда для денег они делали иллюстрации, а параллельно что-то «для души». Я стал делать что-то для денег только в Америке, для галерей, когда я уже понимал, что это может быть продано. А до этого я занимался частной подготовкой учеников к поступлению, давал объявления и зарабатывал за лето хорошие деньги, а параллельно преподавал два раза в неделю в художественной школе, и мне этого вполне хватало. А вот социализм с тоталитарным лицом я делал для друзей, для того, чтобы девушки на меня внимание обращали, для повышения самооценки… Это другое отношение к искусству, это не для денег. Советская Россия была все же основана не на системе денег, это была больше система привилегий. На Западе деньги дают привилегии, но самих привилегий в чистом виде не существует в системе, даже в аристократических странах. А в России сохранялась система привилегий, такой социалистический аристократизм. И люди претендовали на аристократизм, чтобы показать себя в особом свете. Можно вспомнить картину Василия Ефанова «Встреча выпускников летной академии Жуковского и артистов театра Станиславского» — это был некий «бомонд», в котором отразилось стремление к аристократизму. Многие аристократы во время Гражданской пошли работать военспецами, а потом им показали, что и наша революция, как Сатурн, пожирает своих детей…

Г. К.: Это интересно, но давайте вернемся к той выставке. Была ли в то время обратная связь между художниками и публикой в том кафе?