— Вы очень добры ко мне, доктор Недамански, — Марта посмотрела на него с теплом и благодарностью. — Спасибо вам.
12
Они вместе вышли из кафе и пошли в разные стороны. Марте хотелось еще побродить в одиночестве, а доктор спешил по делам. Марта вновь осталась наедине со своими мыслями и переживаниями, но теперь они не мучили, не терзали ее так, как до встречи с Недамански. Ей казалось, что эта встреча внесла в ее душу некий покой и умиротворение, дали ее мыслям возможность ухватиться за некую опору, нащупать ключ к пониманию того, что с ней происходит.
Гуляя по осеннему городу, незаметно для себя она снова очутилась возле церкви, в которой была накануне. Входная дверь была приоткрыта, и Марта робко вошла вовнутрь. Осмотревшись вокруг, она прошла вперед и присела на одну из длинных лавочек, стоявших вдоль стен.
В церкви было пусто, прохладно и сыро. Теплом разливались лишь мерцающие огоньки нескольких свечек, стоявшие зажженными в углу под образами. Марта наклонила голову, прикрыла глаза и попробовала освободиться от всех мыслей, кружившихся в голове.
Она сидела несколько минут, пока не услышала возле себя тихие шаги. Кто-то тронул ее за плечо:
— Могу ли быть вам полезным?
Она подняла глаза и увидела рядом с собой священника — еще достаточно молодого, высокого, стройного, с аккуратной бородкой, с умным интеллигентным взглядом.
— Нет, спасибо, — Марта слабо улыбнулась, не вставая с лавки. — Я… просто хочу побыть здесь… Немного… Если можно…
— Конечно, конечно, — священник тоже улыбнулся и, слегка поклонившись, зашел в алтарь.
«Почему людей тянет сюда? — подумала Марта, неспешно оглядываясь по сторонам. — Что должно случиться с человеком, чтобы он поверил в Бога? Чтобы пришел к Нему?».
Она увидела перед собой лежащее Евангелие и, наугад раскрыв его, стала про себя читать:
«Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему…».
«Интересно, о ком это?», — подумала Марта и начала читать немного выше:
«У некоторого человека было два сына, и сказал младший из них отцу: Отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну и там расточил имение свое, живя распутно…».
«А, вот какое дело, — усмехнулась Марта. — Не жилось, значит, спокойно. Ну, тогда все справедливо…».
Снова мелькнула мысль про Гонзу:
«И этому было мало. Пошел «в дальнюю дорогу» гулять с новыми подружками».
И тут же вернулась к чтению дальше:
«Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествует хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих…».
«Ну да, — усмехнулась Марта, — голод — не тетка… Вспомнил он отца… Как же! Не отца он вспомнил, а его сытых наемников. А если б не голод? Небось, гулял бы в свое удовольствие. Нужен ему старик отец…».
Но продолжила читать дальше:
«Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: Отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, и пропадал и нашелся. И начали веселиться…».
«Я бы дала ему веселье, — Марта снова вспомнила своего бывшего возлюбленного, и он представился ей в образе этого евангельского героя. — Пил, гулял, шлялся, а теперь вдруг вернулся — и в его честь еще устраивают пир. Такого веселья я не понимаю. Я бы ему такой пир устроила…».
И тут же задумалась:
«А отец ведь простил. И ничем не укорил… Я бы так не смогла. Чем же все кончилось?».