Репортёр

«И начали веселиться, — продолжала читать она, увлекшись этой историей. — Старший же сын его был на поле; и, возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! Ты всегда со мною, и все мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся».

«Вообще замечательно, — Марта вздохнула, закрыла книгу и положила на место, где она лежала. — Всем хорошо и весело. Один радуется оттого, что не сдох с голоду, другой — что тот возвратился домой, третьего просят радоваться, а всем остальным закололи теленка и приказали радоваться. Где же тут справедливость?».

Марта почувствовала, что подошла не просто к вопросу, а к некой тайне, постичь которую разумом невозможно.

«Что ж получается? — продолжала размышлять она. — Пей, гуляй, а потом тебя еще с распростертыми объятиями встретят? Да еще всем остальным — ну, тем, кто всю жизнь трудился — будут говорить: радуйтесь вместе с нами? Ничего не могу понять».

Она хотела было снова взять книгу и перечитать этот отрывок, но не стала и, закрыв глаза, попробовала отогнать от себя вообще все мысли и дать голове успокоиться. Но глубоко в подсознании эта тема не оставляла ее.

«Или я опять подхожу ко всему слишком рационально, как считает доктор Недамански? Если так, то как все объяснить? Тоже любовью? Какая же должна быть любовь, чтобы все забыть и простить? Даже не укорить?».

И снова вспомнился Гонза.

«Предположим, пришел бы он и стал у меня просить прощения после всего. Даже на коленях. Смогла бы я простить ему эту измену? Не знаю… Не знаю…».

Марта на минуту совершенно освободилась от терзавших ее мыслей, но теперь вдруг подумалось об Алексее.

«И этот тоже… «Пошел в дальнюю страну»… Хотя, нет, не так. Он вынужден был уйти. Или его вынудили. Какая разница, как оказаться изгнанником?».

Она вздохнула, представив себя на его месте.

«Того отец родной ждал. А этого кто? Где его ждут?».

«Там, где любят…».

Марта ужаснулась ответу на ее же вопрос, который помимо воли тут прозвучал в глубине сознания.

«Там, где любят…», — вполголоса повторила Марта, пораженная простотой и силой этого ответа.

«Неужели любовь настолько сильна, настолько всемогуща, что способна все простить и все вылечить?».

И снова ужаснулась пришедшей мысли:

«Значит, я Гонзу вовсе не любила? Если не могу простить ему все, значит, я его не лю-би-ла?..».

Как ни странно, но логика, за которую ухватилась Марта, успокоила ее, привела в порядок доселе бушевавшие мысли и сомнения. Она поднялась и, затворив за собой дверь, тихо вышла из храма. Теперь она шла по знакомым улицам, думая совершенно о другом — предстоящей поездке к бабушке. Прежние мысли ее больше не беспокоили.

13

Марта ощущала, что все происшедшее с ней с того дня, как встретилась и познакомилась с Алексеем, узнала о его судьбе, и последовавшие за тем странные сны что-то изменили в ней самой. Она не могла до конца осмыслить, что именно, но, несомненно, ощущала внутренние перемены. Они дали терзавшим ее мыслям и чувствам некое иное направление, наполнили иным содержанием. Изменили отношение к Алексею, все так же вынужденному лежать перебинтованным в ее постели, лишь изредка переворачиваясь, давая вздохнуть отлежанным спине и бокам.

Марта даже не заметила, как стала общаться с Алексеем, перейдя на «ты». Их общение стало более простым и доверительным. Она без стеснения начала рассказывать Алексею о своей жизни, судьбе, личных отношениях. Рассказывал и Алексей: о своей далекой родине, горах, встречах, людях, судьбах, о своей работе. А еще он показывал Марте фотографии, хранившиеся в его ноутбуке: там хранились тысячи мгновений, выхваченных репортерским объективом.

Марте нравилось перелистывать эти фото, не спеша щелкая клавишей портативного компьютера. Какие-то из них задерживали ее внимание, и Марте казалось, что она уже видела эти дома, улицы, скверы, парки, горы, древние башни.

— Правда, очень красивый город и красивые места, — задумчиво сказала Марта, разглядывая фото.

— Если бы ты видела не на картинках, а своими глазами, то тебе понравилось еще больше.

Марта улыбнулась, не отрываясь от монитора.

— Чего смеешься? Не веришь? Я правду говорю. Кто в наших местах бывал хотя б раз, навек с ними в памяти остался. Почитай Пушкина, Толстого, Лермонтова.

Марта снова улыбнулась:

— Нет, я верю. Места очень красивые. Просто…

— Что просто? — Алексей повернулся к ней.

— Да так…

Марта встала и подошла к окну.

— Просто мне иногда кажется, что я уже однажды была в этих местах. Мне трудно сказать… Объяснить… Но это так.