Репрессированный ещё до зачатия

Заместителю главного редактора ГРСИ

Фадеичеву Евгению Михайловичу от литсотрудника РПЭИ Санжаровского А.Н.

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

В воскресенье 11 января я должен был по графику дежурить на главном выпуске ГРСИ. Безусловно, я бы вышел на дежурство, твердо знай, что должен быть там. К сожалению, я впервые об этом запамятовал. И вот почему. Накануне два дня у меня были заняты освещением актива геологов страны. Я впервые писал о таком крупном событии, я боялся упустить самую аленькую подробность. В пятницу поздно вечером на активе выступил Секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Соломенцев. Я устал. У меня не хватило сил приехать в редакцию. Сверки, передача, дальнейшие уточнения деталей отняли у меня не только много времени, но и сил. В результате я не смог приехать в редакцию и восстановить в памяти известие о том, что в воскресенье у меня дежурство на главном выпуске (оно лежало на моем столе). Обещаю, что этот первый нечаянный случай нарушения трудовой дисциплины будет у меня и последним.

Олег торжественно прочитал мне своё творение и спросил:

– Ну как? Этот всепланетный плач народов пойдёт?

– Хыр-р-рошо!

– Писал ведь опытный нарушитель дисциплины. Стреляный воробей и не раз битая собака. Ничего, старик. Крепись! «Человек не становится меньше оттого, что ему отрубают голову».

– Спасибо. Утешил.

Приказом за подписью одного из замов Лапина мне отстегнули замечание.

Секретарь Лидочка принесла мне этот приказ на подпись.

Я заартачился:

– Ваши шишки собирать!? Не буду. За месяц тащите график на подпись! За месяц можно забыть даже как тебя зовут! Почему б за неделю до дежурства не предупредить?

– График составляют Колесов и Беляев. Говори с ними.

Я к Беляеву.

– Ничего, Толь! – охлопывает он меня по спине. – Вон Смолин тоже чуть не получил выговор на невыход на дежурство. Забыл тоже. Но ему позвонили и он пришёл. А у тебя нет дома телефона… Не ты первый накалываешься…

Я схватил толстый карандаш для правки и зло и размашисто в пол-листа кручу всего четыре буквы.

Приказ провисел в коридоре всего один день.

Бузулук сочувственно пожал мне руку:

– Свою ненависть к администрации ты доходчиво выразил в своей подписи. Только слишком рьяно не дерись с начальством. А то оно быстренько прижмёт тебе морковку дверью.

А Молчанов подбодрил:

– Чтоб волков не бояться, надо спортом заниматься!

12 января 1970

Понедельник

Виза у трапа

Я почти не спал.

В шесть встал. В восемь был уже в конторе.

Звоню в Шереметьево.

Рейс из Гаваны перенесён на завтра.

Вот тебе и виза министра у трапа!

Молчанов:

– У тебя сегодня день визы. Не забыл?

– Да не забыл… Министр испугался ответственности за визу и остался в Гаване. На сутки взял кубинское подданство.

Я забираю материал у Федорчука и к Евсеенко:

– Жду вашего меча.

– Это с помощником решайте.

– Нет. Свет клином не сошёлся на Сидоренке. Надо делать беседу с другим человеком. Желательно с вами.

– Ладно.

Он прочёл материал и сказал:

– Хреновый. Даже «Пионерке» стыдно давать.

– Но давать что-то надо. Праздник!.. День… Такой…

– Хорошо. Я вызову Данилевича. За два часа переделает.

– Ну и я с ним. Деваться некуда.

Мы с Данилевичем на ключ заперлись в его кабинете.

Ровно через два часа, в тринадцать, мы были у Евсеенки.

Читает он материал и мурлычет:

– Выбросишь – не ошибёшься… Никогда не ошибёшься, когда говоришь директивами. Тэ-экс… Прочёл. Что вам надо от меня?

– Ваш автограф.

Он подписывает и морщится:

– Всё равно хреново, но не так уже.

В конторе на меня смотрят как на героя дня. Виза! И чья!

В синей папке с беседой случайно оказались выступление Сидоренки на торжественном собрании и доклад первого зама.

Я отвёз эту папку назад, поплакался в жилетку секретарю коллегии Лаврову:

– А всё же Федорчук неприятный тип. Откуда он?

– О-о!.. Всю жизнь он был кагэбэшником. Ловил и к стенке ставил золотоворов. Кагэбэ его испортило. Сидоренко встретил его где-то на прииске, где золото рыли в горах, и взял. Мужик ещё тот! Повышенной прооходимости!