Репрессированный ещё до зачатия

Контрольный выстрел Купидона: «В з-з-загс!»

Н.Хозяинова

«Гравировка внутри обручального кольца: «Этот дятел был пойман и окольцован 23.4.1976»»

В районных загсах, словно бы в прострации,

Расписывались он и ты, и я…
Как много актов о капитуляции
Нам довелось подписывать, друзья!

С. Миронов

Я проснулся в семь без десяти.

– Матинка! Уже семь!

Она что-то буркнула и отвернулась к стенке.

Второй заход:

– Матинка! Уже семь тридцать!

Она полохливо вскакивает:

– Да мне одни бигуди крутить до десяти часов!

Борщ из большой кастрюли я переливаю в миску. И кастрюлю с водой для бигудей, и миску с борщом водружаю на газовую плиту.

Галинка садится к своему зеркалу на кухне.

Борщ закипел.

– Галь, садись. Поедим на весь день!

– Я не буду. На меня платье не полезет.

– Найдётся местечко…

– Это не твой костюм.

Она не садится есть, начинает крутить бигуди. Я откладываю ложку, кидаюсь к ней в помощнички. Таскаю из кастрюли горячие каштаны – бигуди – и подаю ей.

– Что тебе снилось? – интересуюсь я.

– Ничего… А знаешь, когда снятся сны? За две секунды до пробуждения. И это не я сказала. Это врачи установили.

– И что сегодня видела?

– Не помню. Но сны мне снятся уже сто лет!

– Позвольте! Тогда сколько вам сегодня, невеста?

– Смотри лучше. А то один плохо видел и женился на своей прабабушке. Смотри… А знаешь… А ещё говорят, что человек два раза в жизни видит цветные сны. Я уже видела цветной!

– А у меня чёрно-белое изображение. Бедная экипировочка.

Она накрутила бигуди. Повеселела.

Мы сели за борщ.

– Как настроение, девушка? Волнуешься?

– Ещё чего не хватало! Ты говоришь, у нас дневник про тебя и про меня. Да получается только про меня. Ты постоянно спрашиваешь. Я отвечаю. Ты записываешь…

– Гордись. Для истории записываю.

– Буду гордиться.

– Ну давай писать вместе.

– Это неестественно.

– Почему? Хотя… Лев Толстой от жены носил дневник в сапоге. Я не хочу прятать. Я записываю ото всех. А чего ж от жены не записать?..

– Тепло. Придётся ехать без головы…[154] Надо не забыть взять паспорта.

– Ты там, – показываю глазами на её паспорт на книжной полке, – ещё ни с кем не расписана?

– Кажется, нет.

Девять ноль-ноль.

Сердце начинает скулить.

– Галь, иди почитай, что пишу.

– Этим почерком я ничего не пойму.

– Ага! Вот что тебя смущает!

Бреюсь.

Девять сорок пять.

Объявляется вседержавный розыск моей майки.

В девять пятьдесят попалась!

Надо бежать на ловлю такси.

Выбегаю – кошка навстречу вальяжно входит в подъезд. Хлоп её газетой по уху – не успела перейти мне путь. Отскочила в сторону.

На пуле скачу к стоянке у беззубой детской поликлиники.

Без очереди подлетаю к подъехавшей машине 73 – 18.

Со мной подбежал и малый из очереди.

Очередь заволновалась.

Я заговорщически шепчу парню на ухо:

– Миль пардон, я еду первым!

– Нет! – Его ладонь накрывает мою руку на ручке дверцы. – Я первый в очереди! Я и еду первым!

– Послушай, дорогой товарисч Банан![155] Да ты на кого крошишь батон?[156] И потом… Что твой локоть забыл в моих печёнках? – Я тихонько шатнул его плечом.

– И вовсе не в печёнках. А всего-то лишь пока в твоём боку…

– Срочно отзывай. Иначе тут откроется Второе Баку, и нефть фонтаном ударит из тебя.

– Кончай гнать мороз!

Моя шалопутная нефтеламбада подсекла его бдительность, он добродушно улыбнулся.

Я не отстал и тоже ему улыбнулся:

– Поймай главное. Вникни… Номер моего дома и первое число номера машины – семьдесят три – совпали! Моя пляшет!

Его рука уступчиво, обмякло сливается с моей руки.

Он отходит от дверцы:

– Ладно. Пляши…

Я плюхнулся на переднее сиденье, кинул руку вперёд:

– Шоком в рай за пирогами!

Подлетаем к углу нашей хрущобки – мои секунданты лавирант Зайчик и Танечка входят в подъезд.

Я толком не могу понять, как на моём горизонте прорисовался этот прокудливый типчик по кличке Зайчик. Ни человек ни обморок… Раза два мельком виделись в Туле в редакции. Потом этот шапочный знакомец пригласил меня на свою свадьбу в Москве… Друзья не друзья… Стали изредка перезваниваться. Я и позови его в свидетели вместе с его побочной подружкой Танечкой, которую за глаза он почему-то навеличивал Полежайкиной.

Зайчик из того калибра людей, которым очень плохо, когда их знакомым очень хорошо. Сколько помню, Зайчик только тем и занят, чтоб женить меня на ком угодно. Хоть на блохе. Вакансия жены при мне не давала ему покоя.

На своей свадьбе он мне вбубенивал: