Репрессированный ещё до зачатия

– Нас птички будят, – говорит мама, потягиваясь после сна и показывая на дверь, ведущую на балкон, откуда слышались птичьи голоса. – У тебя есть своя молитва «Живые помощи»?

– Есть.

– Перепиши мне. А то я свою потеряла.

– А Вы текст знаете?

– Нет. И читать не могу. Гриша переписал мне молитву буквами в локоть. Как куда еду, иду… Беру с собой. С молитвой в дороге надёжнишь. Молитва была у меня в жукетке. Этой весной сажали в поле гарбузы. Як выпинаются всходы, грачи их дёргают. Гриша в охрану определил мою жукетку. Распял на палках над лунками с гарбузами. Стереги! Скотина прошла, палки посбивала и жукетка сгнила.

На машинке я отпечатал молитву под копирку.

– Ну вот, – легко вздохнула мама и перекрестилась. – Один листок будет со мной везде патишествовать, а другой будет пока в хате отдыхать.

Идёт крупный снег. Мама смуро смотрит в окно:

– Сегодня метелица за все дни. То сыпал реденько да меленько, а теперь какие лопаты летят…

Мама посадила рядом две латки на мои штаны.

– Два глаза получилось. Глядят.

– Ну наденьте на них очки! – подсуетился я с советом.

Мама улыбнулась и взялась ремонтировать простыню.

– Оцэ латку подкидаю и начнемо собиратысь в поход на вокзалий.

Вечером мы уже толклись в ростовском поезде «Тихий Дон». Вскинул я мамин чемодан на третью полку. Обнялись, поцеловались.

По динамику приглушённо лилась моцартовская «Волшебная флейта».

У мамы слёзы на глазах, дрожит голос:

– Приезжай, сынок, пока я жива. Не обижайся, где так… где не так… Живём мы неплохо. Лук, морква и вся ерунда своя. А в городе борщ сварить – из рубля вылезет. Приезжай в ночь, в полночь… Всегда встрену тёплыми руками. Холодные года мои на отходе… Перекинусь… Тогда не к кому будет ехать…

5 марта. Условие

«Не напишешь хоть одно слово – не приеду на Восьмое!»

Вот так фантик!

Я кидаю своей Мёдочке письма почти каждый день а до неё они не доходят? Иначе разве она написала б такое?

Настучал на машинке целых две страницы, бегом на почту. Отправил самолетом. Послал и телеграмму в одно слово «Приезжай!»

Пришёл с почты, прямо из пакета попил молока с чёрствой булкой и задремал. Приснилось… Какая-то драка. Лома ломались о головы, как сухие хворостинки… Буран перевернул пятиэтажку и столкнул в яр. Я стукнул ногтем в окно пятого этажа и спросил:

– Откуда принесло?

– С Диксона!

Я куда-то бежал по льду. Зацепил нечаянно девицу и она заорала вдогон:

– Перехватите его и дайте ему пятнадцать суток!

Я очнулся. Нетерпение сжигало меня.

«Может, уже пришла от Галинки ответная телеграмма? А почтари не спешат мне её нести? Схожу-ка я сам за нею».

На трамвае поехал на свою почту.

В проходе пьяный мужик подбивал клинья к одной озорнушке. Она на вздохе лениво махнула на него рукой:

– Поищите других… Посвободней кто. А то у меня муж, два любовника… И так полный перебор…

Телеграммы мне не было. Я заказал телефонный разговор с Питером и присел у стеночки. Рядом парень слушал приглушённый диктофон. Передавали спектакль «Всё остаётся людям».

Да-а, всё достаётся людям, только не мне…

Скоро дали Питер.

– На Восьмое я не смогу приехать, – сказала Галинка. – Буду работать за двойные отгулы… Могут сгодиться…

– А чего голос кислый?

– Ты прокислил.

– Когда это я и успел? Может, тут вклинился помидорянин первого плана? А я на втором плане? В запасе? Я вторых ролей не терплю. Или… Может, ты Восьмого работаешь?

– Ну-у… Самая запарка… Отчёты…

– Какие отчёты на праздник? Я тебя не понимаю!

– Так получается. Я приеду числа десятого-одиннадцатого.

– Ты писала, что у тебя набежали отгулы. Бери все и кровь из носу обязательно приезжай!

О вернейшая из вернейших!

О нежнейшая из нежнейших!

О несравненная из несравненных!

О мудрейшая из мудрейших!

О…………шая из ………ших!

О ……….шая из …………ших!

Приезжай! Ты не на танцы – на государево дело едешь!

– Только ты не подымай на меня свой вокал. Не кричи.

– Да это от радости поднялся у меня голос. Значит, мёдочка, такое распределение. За тобой приезд, а за мной твой любимый мутьфатлар![151]

– Нет… За тобой ещё и… Ты обещал, что не будешь сутулиться. Как, продвигаются дела на этом фронте?

– О Боже! Что это за экзекуция!? Сегодня убери живот, убери сутулые плечи, а завтра убирайся сам? Ты этого добиваешься?

– Ни в коем случае. Просто я хочу, чтоб ты был ровненький и стройный, как тополёк…

– Будет тебе тополёк! Будь терпимей к чужим недостаткам. Я ж не требую, чтоб ты свою короткую юбку, которую ты называешь «Смерть мужчинам!», удлинила до пят…

– Потому и не требуешь, что такая она тебе нравится.

Я отмолчался.

И всё же Восьмое меня не отпускало. Почему она не сможет приехать? Между нами втесался клином кто-то третий?

Я не находил себе места. За что ни возьмусь – всё валится из рук. Восьмого засел за Астафьева. Не читалось. И чтением не перебить дум о ней.