Репутация плохой девочки

Да, это реально происходит. Мне удалось запрыгнуть в последний вагон «Старших братьев». Я попробовал себя в нескольких других волонтерских проектах после того, как с домом престарелых ничего не вышло. Самым последним оказалась смена по уборке мусора на пляже. Все шло хорошо, пока на меня не напал бездомный чувак. Он прогнал меня прочь, бросая бутылки в голову. Клянусь, никто не предупреждал, что гражданская ответственность настолько непредсказуема. В общем, я решил, что обездоленные дети менее опасны, нежели бродяги и похотливые старушки.

– О боже, нет, – стонет Куп. – Ты же понимаешь, что не сможешь просто отвести его в бар на четыре часа?

– Отвали. – За эти его слова я ворую последний блинчик. – Из меня выйдет отличный старший брат. Обучу его всем вещам, которым взрослые не хотят обучать своих детей.

– Подвергать опасности детей – это преступление, Эван. – Мак ухмыляется мне. – Если копы увидят, как ты, спотыкаясь, выходишь из «Конюшни» с десятилетним ребенком, то окажешься в тюрьме.

– Как всегда, ценю твою поддержку, принцесса. – Их неуверенность разочаровывает, если не сказать – сбивает с ног. – В любом случае ему четырнадцать. Достаточно взрослый, чтобы узнать, как устроен мир.

– Боже, помоги этому бедолаге, – бормочет Куп.

Я понял. Они скорее выставят меня разгильдяем, чем поверят, что я способен на большее. Возможно, это не совсем необоснованно, но одна-две порции веры и небольшая доля сомнения не помешали бы. Мак с Купом говорят так, будто я собираюсь убить бедного парнишку. Но насколько это может быть сложно? Накормить его, напоить, сдать на поруки в конце дня. То есть, блин, я ведь уже брал машину напрокат.

Неужели эти две вещи действительно так отличаются друг от друга?

Его зовут Райли, и он типичный худощавый подросток с лохматыми светлыми волосами и летним загаром. Я представлял себе маленького засранца вроде меня, острого на язык, с тяжелым характером, а не здравым смыслом, готового сказать мне, чтоб я проваливал. А он оказывается немного застенчивым. Пока мы гуляем по набережной, он смотрит вниз. Я не знал, чем бы нам с ним заняться, чтобы это не было связано с чушью, которой я увлекался в его возрасте.

Честно говоря, было странно идти в публичную библиотеку, чтобы встретиться с ним. Словно идешь за книгой, а в итоге получаешь человека. Я вышел оттуда с мальчишкой, и моя работа теперь – не потерять его и не покалечить. Слишком большая ответственность. Они даже не выдали мне аптечку первой помощи.

– Так чем же ты увлекаешься, малец?

– Я не знаю, – он пожимает плечами. – Всяким, наверное.

– Например?

– Иногда хожу под парусом. Рыбу ловлю. И, хм, серфингом занимаюсь. Но я не очень хорош в этом. Доска у меня довольно старая, так что…

Он меня убивает. Мальчишка склонил голову и засунул руки в карманы, из-под его копны волос стекает пот. Стоит жаркий июньский день, на набережной полно туристов, всем жарко и липко. Мы, как хот-доги в тележке на тротуаре, катаемся в поту друг друга.

– Эй, ты голоден? – интересуюсь я, потому что на улице и правда слишком жарко, чтобы тратить весь день на прогулку.

– Да, наверное.

Купер был прав – из-за недостатка идей я тащу Райли в бар. Ну, не совсем в бар. «Большая Молли» – это безвкусная ловушка для туристов, со случайными безделушками, развешанными на стенах, и живой музыкой по выходным. Официантки снуют туда-сюда в откровенных нарядах. И паренек это замечает. Он сразу оживляется, когда видит хостес в укороченном топе и крошечной юбке.

– Привет, – воркует она. – Давненько не виделись.

Я одариваю ее ухмылкой.

– Есть столик на двоих?

Стелла наклоняется над стойкой администратора, стискивая свои сиськи.

– Кто твой друг? – Она подмигивает ему, чего было бы более чем достаточно, чтобы у меня в его возрасте встал. Это несправедливо – так мучить ребенка. – Он симпатичный.

– Райли, это Стелла.

– Привет, милый, – щебечет она, когда он не может придумать, что ответить. – Пойдемте, я усажу вас.

– Ты когда-нибудь бывал здесь раньше? – спрашиваю я его, когда мы усаживаемся за высоким столом. Группа на сцене играет несколько каверов начала девяностых. У стойки бара на старых деревянных табуретах сидят парни из колледжа и мужчины, сбежавшие от жен, пока те ходят по магазинам.

Райли отрицательно качает головой.

– Моя тетя ненавидит подобные места.

– Так что у тебя за история? – Никто не попадает в подобную программу, если его жизнь идет по плану. – Если хочешь поговорить об этом, валяй.

Еще одно пожатие плечами.

– Я живу с сестрой моей мамы. Она медсестра скорой помощи, поэтому много работает. Мама умерла, когда я был маленьким. Рак.

– А отец?

Он смотрит в свое меню, не читая его, постукивая ногтем по ламинированному краю.

– Попал в тюрьму около шести лет назад. Какое-то время был условно-досрочно освобожден, но потом сбежал. Наверное, его снова арестовали. Тетя не любит говорить о нем, поэтому ничего толком не рассказывает. Она думает, это меня расстраивает.

– Это так?

– Не знаю. Иногда, наверное.

Я начинаю понимать, почему они приставили его ко мне.

– Мой отец умер, когда я был моложе.