Рерих. Подлинная история русского Индианы Джонса

Но вот 24 апреля 1945 года Рерих снова возвращается к своим коллекционным темам в эссе «Собрание». Он, видимо, действительно хотел выяснить судьбу всех работ из своего собрания старых мастеров, а не только тех, что оказались у него в Нью-Йорке. И вот что пишет художник: «Наконец старинные картины. Грабарь напрасно журит за собирание только голландского. Были и итальянцы, и французы, а главное, тянуло Е. И. и меня к примитивам. Это собрание дало нам много радости и перевалило за пятьсот. Где оно? Грабарь уверяет, что в Эрмитаже, но некие американцы покупали картины нашего собрания в Вене у антиквара»[1300].

Образ старого знакомого Игоря Грабаря из Императорской Академии художеств, создателя музейного отдела Наркомпроса, теперь советского вельможи от искусства, становится для Рериха раздражителем. В интонациях написанного в конце апреля письма в Москву уже звучат угрозы, которые Грабарь должен был почувствовать. Николай Константинович пишет ему: «Меня здесь спрашивали: куда поступили художественные собрания ленинградских и московских коллекционеров? Отвечаю – Эрмитаж. Ведь теперь он распространился на весь Зимний дворец – огромнейшее помещение. Если Ты мне напишешь о судьбах частных собраний здесь, такое сведение из верных рук будет очень полезно. Ведь люди не знают правду, а тут всякие злошептатели сеют клевету. Где только возможно, разбиваем это вранье. Через ТАСС проникают сведения, но друзья хотят знать больше. Очень полезны Твои письма – им поверят»[1301].

Надо отдать должное Рериху, перечень «меня здесь спрашивают», адресованный Грабарю, он расшифровывает уже 1 мая 1946 года в эссе «Вперед»: «Пишут, спрашивают: “Какова судьба собраний Юсупова, Боткина, Шуваловой, Кочубея, Шидловского, Рериха, Щавинского[1302], Рейтерна, Тевятова, Лейхтенбергского, Браза и других собирателей”. Ответим: вероятно, собрания поступили в Эрмитаж – к нему присоединился и весь Зимний дворец – так что получилось огромнейшее помещение»[1303].

Рерих вписывает свою фамилию как одного из пострадавших коллекционеров, но ведь он принимал участие в операциях с частными коллекциями на аукционе Андерсона.

Девятого октября 1947 года в последнем письме Грабарю он все еще ведет свою интригу, начиная послание максимально таинственно: «Золотыми словами кончаешь Ты свое последнее письмо. Твое последнее письмо, дошедшее к нам в сентябре. Как прекрасно сказал Сталин, что “академики должны жить не хуже маршалов”. Поистине историческое решение! И заканчиваешь Ты свое письмо многозначительным “ДО СВИДАНИЯ”. Этими же словами начну и кончу и я мое письмо»[1304]. Вот этот девиз «академики должны жить не хуже маршалов» явно прельщал Рериха. Но что означало набранное большими буквами «До свидания»? Надежду на возвращение в СССР? Или предсмертное прощание?

Николай Константинович Рерих скончался в Кулу 13 декабря 1947 года, а 15 декабря тело было предано огню и прах собран в урну для последующего захоронения в России. В тяжбе Рериха и Хорша остался в стороне вопрос о доме в Кулу – ведь за него было заплачено Музеем Рериха в Нью-Йорке. Но убежище художника оказалось за рамками судебных решений.

Судьба картин Рериха оказалась своеобразной, ведь Хорш владел огромным массивом, созданным художником, – как старых, дореволюционных работ, так и самыми последними на момент конфликта. Советский и российский дипломат Владимир Федорович Петровский (1933–2014) рассказал мне, что в самом начале его работы в Нью-Йорке, в секретариате ООН, он оказался свидетелем распродажи Хоршем работ Рериха. Причем работы дореволюционные он продавал по пятьдесят долларов за штуку, как наиболее ценные. А более поздние – по двадцать долларов. Все вырученные деньги Хорш хотел отдать на поддержание нового течения в искусстве – оп-арта[1305]. Наверное, это было в 1965 году, когда в Нью-Йорке прошла выставка представителей этого течения «Чувствительный глаз».

3

Эстафету, связанную с хлопотами о приезде в СССР, из рук ушедшего отца подхватил Юрий Рерих. Он стал рассылать письма в советские инстанции. Однако все было тщетно.

Когда Молотова сменяет новый министр иностранных дел Андрей Вышинский, Елена Ивановна Рерих решает повторить попытку покойного мужа. Девятого декабря 1949 года отправляет послание Павлу Ерзину, первому секретарю посольства СССР в Индии: «Уважаемый Павел Дмитриевич, просим Вас переслать на имя А. Я. Вышинского, министра иностранных дел Союза ССР, вложенную при сем телеграмму и не отказать переслать нам по вышеуказанному адресу ответ»[1306].

Елена Ивановна напоминает о давнем желании и новых обстоятельствах индийской жизни: «После смерти мужа нам стало тяжело оставаться на чужбине. Очень просим Вас дать мне, моему сыну и двум воспитанницам возможность вернуться и послужить Родине. Заявление о возвращении нами было подано в феврале 1949 года. Елена Рерих»[1307].