Мы уже видели, что со второй половины мая британские планы в отношении северных портов основывались на схеме, которая предусматривала: 1) удержание мурманской базы и расширение там операций в качестве средства сковывания немецкой армии в Финляндии и 2) создание дополнительной базы в Архангельске, где должны были проходить подготовку чехи и местные российские войска и откуда должна была начаться операция по соединению с чешскими и другими союзными войсками в Сибири. Это неизменно оставалось основой британских планов на протяжении всего лета 1918 года, что нашло отражение во всех заявлениях Великобритании, а особенно в документе Высшего военного совета от 2 июля, в котором говорилось об оккупации союзниками Мурманска и Архангельска «с целью сохранения плацдармов в России с севера, с которых войска в конечном счете смогут быстро продвигаться к центру России». Несмотря на то что правительство Соединенных Штатов никоим образом не соглашалось с таким планом, меры по его осуществлению были приняты британской и французской сторонами еще в середине мая и систематически осуществлялись малочисленными и неадекватными силами, какие были в наличии. Это и стало основой официальной просьбы генерала Пула чешскому командованию о продвижении на запад с целью захвата Перми и Вятки и обеспечения соединения с союзными войсками, наступающими из Архангельска[158]
. Таким образом, этот план стал стратегической основой всех усилий союзников на севере.Мы также видели, что в середине июля президент Вильсон, действуя неохотно, вопреки собственному здравому смыслу, мнению собственных военных советников и только с целью умиротворения европейских союзников, согласился подчиниться решению Верховного командования (то есть Фоша) «…в вопросе высадки небольшого отряда в Мурманске для охраны военных складов на Кольском полуострове и для обеспечения безопасности объединения российских войск в организованные группы на севере».
Дальше этого Вильсон пойти был не готов. В частности, к тому, чтобы американские войска «приняли бы участие в организованном вмешательстве в Россию адекватными силами из Мурманска и Архангельска». Президент сразу предупредил, что силы будут выведены, если «…предполагаемые планы сотрудничества перерастут в другие, несовместимые с политикой, которой правительство Соединенных Штатов считает себя вынужденным ограничивать».
В данном случае язык президента был странен, двусмыслен и прискорбно неадекватен для описания военной цели. В положительном смысле упоминался только Мурманск, а намеревался ли президент допустить какие-либо операции американских войск в Архангельске, так и остается неясным.
Упоминание об охране военных складов на Коле также непонятно. Кола – небольшая деревня в устье Мурманского залива, но ее название иногда использовалось для обозначения Мурманского региона в целом. Там никогда не было скопления военных складов, и откуда президенту пришла в голову мысль об их наличии, остается полной загадкой. Единственное заметное скопление таких запасов находилось в Архангельске, в трехстах или четырехстах милях отсюда, причем к описываемому времени они были вывезены восставшими большевиками вглубь страны. В этом отношении заявление Вильсона может служить примером опасности публикации подобных документов, когда они делаются без помощи компетентных консультантов.
«Обеспечение безопасности объединения российских войск на севере» – еще одна фраза, основанная на характерной для Вильсона двусмысленности в отношении реальности советской власти. В то время для антибольшевистских российских сил было безопасно собраться в Мурманске. Для коммунистических же сил России было в равной степени безопасно собраться в Архангельске, где большевики полностью контролировали ситуацию. Было бы абсурдно предполагать, что могло существовать единое место, в котором и те и другие одновременно чувствовали бы себя в безопасности. Если кто-то и говорил о дружбе с русскими, то вопрос, как метко сформулировал это Ленин, заключался только в следующем: с какими русскими? Но ответ на этот вопрос означал для союзников вмешательство во внутренние дела России, чего Вильсон со своей стороны был полон решимости не делать.
Формулировка памятной записки от 17 июля проясняла только одно: Соединенные Штаты не верили в британские планы проникновения вглубь России из Архангельска или Мурманска и не были ни согласны, ни готовы к тому, чтобы американские войска использовались для реализации таких планов. Охранная служба в Мурманске? Да. Охранная служба в Архангельске? Возможно, хотя конкретно об этом нигде не заявлялось. Экспедициях вглубь страны? Определенно нет. Такова была формула президента от середины июля 1918 года.