Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

В качестве главного пункта назначения Хикс и Вебстер выбрали Иркутск – не только военный центр Сибири, но и место сосредоточения большинства слухов и сплетен. Следуя к этому городу, они не обнаружили никаких признаков какой-то тревожной активности военнопленных, лишь только в Перми и Екатеринбурге, как им сказали, несколько заключенных вступили в Красную гвардию.

Прибыв в Иркутск 29 марта, Вебстер и Хикс нашли Драйс-дейла, достигшего этого места тремя днями ранее. Атташе не терял времени даром и, следуя из Маньчжурии по Амурской железной дороге, посетил несколько крупных лагерей в Восточной Сибири. Нигде не встретив вооруженных заключенных, он заметил, что эти места неплохо охраняются[37]. Успокоенные наблюдениями Драйсдейла, посланцы пришли к выводу, что у них нет необходимости продолжать исследования дальше Иркутска.

Однако трое офицеров были немало встревожены, узнав, что 28 марта, всего за день до прибытия Вебстера и Хикса, в Иркутск приехал эшелон с 500 венгерскими пленными из Омска, вооруженными пулеметами и винтовками для участия в операциях против Семенова. Представители союзников, естественно, крайне заинтересовались этой новостью и немедленно навели справки у местных советских властей. Им ответили, что эти венгры – дезертиры, принявшие коммунистическую идеологию и связавшие судьбу с большевиками. Оказалось, что эти люди входят лишь только в первую из трех партий. Две другие группы, насчитывающие в общем 497 человек, все еще находились в Омске и должны были прибыть чуть позже. Драйсдейлу, лично беседовавшему с некоторыми венграми, даже намекнули (причем совершенно ошибочно), что оставшиеся группы могут иметь гораздо большую численность.

Новое обстоятельство привело к разногласиям между Вебстером и Хиксом, с одной стороны, и Драйсдейлом – с другой. Вебстер и Хикс удовлетворились советским объяснением, что венгры – коммунисты и дезертиры (имеются все признаки правильности этого предположения). Более скептически настроенный атташе настаивал на потенциальной опасности союзникам со стороны вооруженного венгерского подразделения. В тот же вечер он отправился в обратно в Пекин, решив сообщить в отчете – как он сказал остальным – о вероятной угрозе.

И действительно, его рапорт, положенный на стол американскому министру в Пекине Полу С. Рейншу после его возвращения в апреле, производит странное впечатление, поскольку фактически изложенный материал вряд ли мог служить основанием для общего вывода: военнопленные таят в себе серьезную скрытую потенциальную опасность. При этом, уже будучи восточнее Иркутска, Драйсдейл не обнаружил никаких намеков для такого заключения – по крайней мере в серьезных масштабах. По его словам, на территории всего Приамурского региона содержалось 13 000 заключенных, причем их отправка в Европу уже началась. В Чите очень немногие заключенные имели оружие, и даже, докладывая об Иркутске, атташе не сумел упомянуть каких-либо свидетельств угрозы (не считая одного венгерского отряда дезертиров). «Мы не смогли найти ни одного вооруженного немецкого военнопленного, и я полагаю, что таковые практически вообще не существуют». Таким образом, по мнению Драйсдейла, «немецкая угроза» была скорее потенциальной, нежели реальной. Есть основания полагать, что серьезность какой-либо опасности, по-видимому, основывались исключительно на хвастовстве венгерских коммунистов о числе единомышленников, оставленных где-то в Омске.

Учитывая несоответствие между существующими фактами и анализом перспектив, вовсе не удивительно, что отчет Драйсдейла интерпретировался по-разному. По крайней мере, Рейнш, ознакомившись с рапортом атташе, телеграфировал в Госдепартамент следующее: «Нет никаких свидетельств согласованного плана немцев по установлению контроля над Сибирью через заключенных, и такая попытка не может увенчаться успехом. Более ранние сообщения о вооруженных пленных слишком преувеличены. Большинство этих сведений поступало только из одного непроверенного источника в Иркутске…»

А вот Госдепартамент в тот же день (10 апреля) со своей стороны проинформировал Фрэнсиса о получении отчета Драйсдейла, «убедительно показывающего, что военнопленные в Сибири вооружаются и выходят из-под контроля»[38].