Читаем Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920 полностью

Японский адмирал заметил своему американскому коллеге, что ему не удалось найти на берегу ни одного представителя власти, к которому можно было бы обратиться за защитой граждан своей страны. По словам Като, он получил конфиденциальную информацию о планах моряков-коммунистов разграбить город и полагал, что нападение на японскую лавку – всего лишь преждевременный шаг в этом направлении – следовательно, его действия были вызваны необходимыми обстоятельствами. Не получая дальнейших инструкций от правительства, Като все-таки выразил надежду, что его силы увеличатся еще на один крейсер и три эсминца к 6 апреля.

Коммунисты не оказали никакого решительного противодействия японскому десанту: похоже, они были застигнуты врасплох. Два дня спустя Совет Владивостока, выслушав доклад одного из своих членов, посланного за разъяснениями в иностранные консульства, решил, что ничего не остается, как смириться с ситуацией «в знак протеста» и пассивно ждать дальнейшего развития событий.

Найт, естественно, наблюдал за происходящим с величайшим интересом. Он не ставил под сомнение правомерность действий Японии и телеграфировал в Вашингтон, что высадка, по-видимому, была продиктована необходимостью. В любом случае адмирал решил не предпринимать никаких подобных действий. «Я десантирую морскую пехоту только в случае угрозы американским интересам, чего в настоящее время не происходит, – телеграфировал Найт в военно-морское ведомство в первый же день высадки. – Я проинформировал японского адмирала о своей позиции и заявил, что любые согласованные действия, выходящие за рамки защиты граждан, должны быть организованы нашими правительствами».

В сложившейся ситуации официальный Вашингтон был вынужден задаться вопросом – не следует ли проинструктировать адмирала Найта последовать примеру союзников. 8 апреля британский посол настоятельно просил Лансинга немедленно направить адмиралу инструкции на этот счет. Хотя эта просьба получила решительную поддержку у помощников Лансинга, сам госсекретарь был категорически против. О японско-британском десанте он сообщил президенту в записке от 10 апреля: «…Происходящее сейчас во Владивостоке никоим образом не влияет на мой взгляд… Думаю, что, учитывая полученные нами сообщения, было бы неразумно разрешать высадку американским морским пехотинцам. Положение дел в самой России, как я считаю, противоречит нашей политике. Я не согласен с противоположными мнениями мистера Лонга, мистера Майлза и других лиц, отвечающих за этот вопрос в Госдепартаменте».

Правда, в конце он несколько неуместно добавил: «Я несу полную ответственность за нынешнюю политику, направленную против вмешательства японцев в обязательном порядке».

15 апреля к госсекретарю снова пришел Ридинг, чтобы убедить в чисто местном характере высадки десанта, а 17 апреля позвонил временный поверенный в делах Японии и заверил Лансинга, что его правительство готово вывести десант, как только позволит ситуация.

Однако на деле обещанного не произошло: японские морские пехотинцы фактически так и не были отозваны. Они оставались во Владивостоке в течение последующих недель, патрулируя окрестности японского консульства и, в некоторой степени, весь город. Коммунисты горячо возмущались их присутствием, то и дело вспыхивали мелкие инциденты, но местные большевистские лидеры в то время не чувствовали себя достаточно сильными, чтобы бросать вызов японцам и англичанам. Подавив раздражение, они пытались обуздать естественные политические порывы и всячески старались не провоцировать союзников на дальнейшие действия.

Очень скоро ситуация во Владивостоке стала осложняться еще одним фактором, которому было суждено оказать более значимое влияние не только на город, но и на весь регион. Им стало прибытие первых чешских войск, пытавшихся пробиться из европейской части России по Транссибирской магистрали к Тихому океану, а оттуда через Соединенные Штаты на Западный фронт.


Известие о высадке японцев, естественно, было воспринято большевистскими лидерами в Москве с величайшей тревогой и подозрением. Сначала его восприняли как начало интервенции. Ленин немедленно отправил во Владивостокский Совет директиву, в которой излагалось следующее толкование случившегося: «Мы считаем положение весьма серьезным и самым категорическим образом предупреждаем товарищей. Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать. Это неизбежно. Им помогут, вероятно, все без изъятия союзники. Поэтому надо начинать готовиться без малейшего промедления, и готовиться серьезно, готовиться изо всех сил. Больше всего внимания надо уделить правильному отходу, отступлению, увозу запасов и железнодорожных материалов. Не задавайтесь неосуществимыми целями»[52].

Чуть раньше, 5 апреля, с публичным заявлением выступил советский нарком иностранных дел Георгий Чичерин. Он полностью отрицал осведомленность об обстоятельствах предполагаемого убийства японских граждан, называя инцидент очевидным предлогом, обвиняя японское правительство во всевозможных злых намерениях в отношении Сибири[53].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитостей мира моды
100 знаменитостей мира моды

«Мода, – как остроумно заметил Бернард Шоу, – это управляемая эпидемия». И люди, которые ею управляют, несомненно столь же знамениты, как и их творения.Эта книга предоставляет читателю уникальную возможность познакомиться с жизнью и деятельностью 100 самых прославленных кутюрье (Джорджио Армани, Пако Рабанн, Джанни Версаче, Михаил Воронин, Слава Зайцев, Виктория Гресь, Валентин Юдашкин, Кристиан Диор), стилистов и дизайнеров (Алекс Габани, Сергей Зверев, Серж Лютен, Александр Шевчук, Руди Гернрайх), парфюмеров и косметологов (Жан-Пьер Герлен, Кензо Такада, Эсте и Эрин Лаудер, Макс Фактор), топ-моделей (Ева Герцигова, Ирина Дмитракова, Линда Евангелиста, Наоми Кэмпбелл, Александра Николаенко, Синди Кроуфорд, Наталья Водянова, Клаудиа Шиффер). Все эти создатели рукотворной красоты влияют не только на наш внешний облик и настроение, но и определяют наши манеры поведения, стиль жизни, а порой и мировоззрение.

Валентина Марковна Скляренко , Ирина Александровна Колозинская , Наталья Игоревна Вологжина , Ольга Ярополковна Исаенко

Биографии и Мемуары / Документальное
50 знаменитых больных
50 знаменитых больных

Магомет — самый, пожалуй, знаменитый эпилептик в истории человечества. Жанна д'Арк, видения которой уже несколько веков являются частью истории Европы. Джон Мильтон, который, несмотря на слепоту, оставался выдающимся государственным деятелем Англии, а в конце жизни стал классиком английской литературы. Франклин Делано Рузвельт — президент США, прикованный к инвалидной коляске. Хелен Келлер — слепоглухонемая девочка, нашедшая контакт с миром и ставшая одной из самых знаменитых женщин XX столетия. Парализованный Стивен Хокинг — выдающийся теоретик современной науки, который общается с миром при помощи трех пальцев левой руки и не может даже нормально дышать. Джон Нэш (тот самый математик, история которого легла в основу фильма «Игры разума»), получивший Нобелевскую премию в области экономики за разработку теории игр. Это политики, ученые, религиозные и общественные деятели…Предлагаемая вниманию читателя книга объединяет в себе истории выдающихся людей, которых болезнь (телесная или душевная) не только не ограничила в проявлении их творчества, но, напротив, помогла раскрыть заложенный в них потенциал. Почти каждая история может стать своеобразным примером не жизни «с болезнью», а жизни «вопреки болезни», а иногда и жизни «благодаря болезни». Автор попыталась показать, что недуг не означает крушения планов и перспектив, что с его помощью можно добиться жизненного успеха, признания и, что самое главное, достичь вершин самореализации.

Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / Документальное