Читаем Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920 полностью

После того как 20 марта Вильсон получил японский ответ на свою ноту, он лишний раз укрепился в правильности собственного нежелания рассматривать какие-либо шаги, на которых так настаивали союзники. Их аргумент, заключающийся в том, что японцы готовились к агрессии независимо от позиции Америки, так эффективно использованный в конце февраля и почти заставивший его изменить точку зрения, теперь полностью утратил силу. Лансинг и президент остались очень довольны.

Послу Моррису было поручено передать японскому правительству, что ответ воспринят «весьма удовлетворительно», поскольку он устранил любую возможность недоразумений, «которые могли бы возникнуть в противном случае».

В последние дни марта призывы к интервенции продолжали поступать и Лансингу, и Вильсону из самых разных источников, помимо союзнических правительств. 18 марта президент получил длинное сообщение от адмирала Найта из Владивостока. Оно не содержало конкретных рекомендаций о немедленном вмешательстве, однако излагало подробный план распределения миссий между правительствами союзных государств в случае принятия окончательно решения об интервенции[51]. Советник посольства Батлер Райт, находящийся во Владивостоке по пути домой из Петрограда, телеграфировал о своих впечатлениях от поездки по Сибири и высказался в пользу совместного вторжения. Харбинский консул Чарльз К. Мозер сообщал, что условия в Сибири станут «невыносимыми… если только не вмешаются союзники» (телеграмма из Пекина от 29 марта). Генерал Уильям В. Джадсон, бывший атташе, возглавлявший американскую военную миссию в Петрограде, лично телефонировал в Госдепартамент 20 марта, а затем изложил собственные взгляды на бумаге для передачи госсекретарю. Он был уверен, что японское вторжение в Сибирь отдаст Россию в руки Германии, но даже небольшие силы Соединенных Штатов, действующие в одиночку, внесли бы противоположный эффект и вынудили бы Германию держать крупные силы на Восточном фронте. При этом генерал предполагал существование множества возможных промежуточных вариантов, подразумевающих разумный компромисс, при которых выгода была бы пропорциональна той степени, в которой «подчеркивалась бы американская инициатива и сотрудничество…».

Следующая попытка «подтолкнуть» президента была произведена 21 марта, когда лорд Ридинг привез из Иркутска некоторые сведения о положении с военнопленными в Сибири. Они исходили от исполняющего обязанности британского вице-консула и от офицера французской разведки полковника Пишона. Здесь следует напомнить, что это произошло менее чем за две недели до визита в Иркутск Вебстера и Хикса. Британский вице-консул сообщал об ожидаемом скоплении немецких военнопленных, упомянув цифру в 80 000 человек.

Встревоженный Лансинг немедленно проинформировал президента, поскольку, по его словам, если полученные сообщения правдивы, проблема интервенции предстает совсем в ином свете. Вильсон, не согласившийся с такой постановкой вопроса, уже на следующий день (22 марта) ответил госсекретарю следующим образом: «Я очень благодарен вам за то, что вы так быстро прислали мне бумаги, однако не нахожу в них достаточной причины для изменения нашей позиции. Они по-прежнему не отвечают на вопрос, который я задал лорду Ридингу и всем остальным, выступающим в пользу вмешательства Японии, а именно: к какому результату должна привести интервенция и насколько этот результат будет эффективен? Условия, в которых сейчас находится Сибирь, не дают ответа».

Теперь настала очередь Лансинга поспорить с президентом. 24 марта он обратился к Вильсону с письмом, в котором впервые по-настоящему приблизился к аргументации в пользу вмешательства, хотя исходил только из единственного предположения, что сведения о военнопленных были верными. В этом письме он задавался вопросом: что потеряет Америка, «…сделав Японию обязательным членом альянса и дав согласие на отправку экспедиционного корпуса в Сибирь для вытеснения немцев и восстановления российской власти в этом регионе (если, конечно, сведения о военнопленных подтвердятся)»?

Однако и Вильсон оказался тверд в своей точке зрения. Согласно собственным отчетам Лансинга, президент ответил, что «он полностью согласен с изложенным, но пока не считает, что ситуация требует изменения общеполитического курса». В конце концов оказалось, что сведения из Иркутска не нашли четкого подтверждения, и все пошло по-прежнему.

1 апреля Герберт Баярд Своуп, соредактор и вашингтонский корреспондент «Нью-Йорк уорлд», попросил у президента одобрения на размещение в газете разъяснительной статьи, дабы «развеять сомнения, возникающие из-за противоречивых сообщений о нашем отношении к японско-сибирской ситуации». Своуп предлагал заявить, что «…несогласие Америки с японской интервенцией в Сибирь поставило под сомнение весь изначальный план действий союзников. Однако нам ничего не следует предпринимать в этом направлении до тех пор, пока не возникнет фактическая военная необходимость в этом шаге. Только в этом случае Америка даст свое согласие».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитостей мира моды
100 знаменитостей мира моды

«Мода, – как остроумно заметил Бернард Шоу, – это управляемая эпидемия». И люди, которые ею управляют, несомненно столь же знамениты, как и их творения.Эта книга предоставляет читателю уникальную возможность познакомиться с жизнью и деятельностью 100 самых прославленных кутюрье (Джорджио Армани, Пако Рабанн, Джанни Версаче, Михаил Воронин, Слава Зайцев, Виктория Гресь, Валентин Юдашкин, Кристиан Диор), стилистов и дизайнеров (Алекс Габани, Сергей Зверев, Серж Лютен, Александр Шевчук, Руди Гернрайх), парфюмеров и косметологов (Жан-Пьер Герлен, Кензо Такада, Эсте и Эрин Лаудер, Макс Фактор), топ-моделей (Ева Герцигова, Ирина Дмитракова, Линда Евангелиста, Наоми Кэмпбелл, Александра Николаенко, Синди Кроуфорд, Наталья Водянова, Клаудиа Шиффер). Все эти создатели рукотворной красоты влияют не только на наш внешний облик и настроение, но и определяют наши манеры поведения, стиль жизни, а порой и мировоззрение.

Валентина Марковна Скляренко , Ирина Александровна Колозинская , Наталья Игоревна Вологжина , Ольга Ярополковна Исаенко

Биографии и Мемуары / Документальное
50 знаменитых больных
50 знаменитых больных

Магомет — самый, пожалуй, знаменитый эпилептик в истории человечества. Жанна д'Арк, видения которой уже несколько веков являются частью истории Европы. Джон Мильтон, который, несмотря на слепоту, оставался выдающимся государственным деятелем Англии, а в конце жизни стал классиком английской литературы. Франклин Делано Рузвельт — президент США, прикованный к инвалидной коляске. Хелен Келлер — слепоглухонемая девочка, нашедшая контакт с миром и ставшая одной из самых знаменитых женщин XX столетия. Парализованный Стивен Хокинг — выдающийся теоретик современной науки, который общается с миром при помощи трех пальцев левой руки и не может даже нормально дышать. Джон Нэш (тот самый математик, история которого легла в основу фильма «Игры разума»), получивший Нобелевскую премию в области экономики за разработку теории игр. Это политики, ученые, религиозные и общественные деятели…Предлагаемая вниманию читателя книга объединяет в себе истории выдающихся людей, которых болезнь (телесная или душевная) не только не ограничила в проявлении их творчества, но, напротив, помогла раскрыть заложенный в них потенциал. Почти каждая история может стать своеобразным примером не жизни «с болезнью», а жизни «вопреки болезни», а иногда и жизни «благодаря болезни». Автор попыталась показать, что недуг не означает крушения планов и перспектив, что с его помощью можно добиться жизненного успеха, признания и, что самое главное, достичь вершин самореализации.

Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / Документальное