Читаем Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920 полностью

Далее, подтвердив свое нежелание действовать для союзников без просьбы Америки, японское правительство продолжило отстаивать свои притязания на свободу действий в отношении любых операций, которые сочтутся необходимыми в рамках собственных интересов: «…если враждебная деятельность в Сибири разовьется до такой степени, что поставит под угрозу национальную безопасность или жизненно важные интересы Японии, она может оказаться вынужденной прибегнуть к оперативным и эффективным мерам самозащиты. Правительство уверено, что в таком случае оно может рассчитывать на дружескую поддержку Америки в навязанной ему борьбе».

Меморандум заканчивался заверением, что любые действия, которые могут призвать Японию на российские территории, «совершенно не подвержены влиянию каких-либо агрессивных мотивов или тенденций». На этот счет в записке говорилось, что правительство «…остается непоколебимо в своей глубокой симпатии к русскому народу, с которым имеются все основания поддерживать отношения сердечной дружбы».

Смысл этого меморандума был совершенно ясен: никакого крупного вмешательства Японии в Сибирь по призыву союзников состояться не может, если только Америка не возьмет на себя долю ответственности и расходов. С другой стороны, Япония сохраняет за собой полную свободу действий в любом месте и времени, если ей предстоит действовать в собственных интересах за свой счет.


Тем временем официальные французы и британцы, пребывающие в Вашингтоне, совершенно не обескураженные президентской нотой, продолжали настойчиво требовать от правительства Соединенных Штатов изменить правительственную позицию. Формулировки этих непрекращающихся призывов так мало учитывали само содержание ноты, что возникает вопрос: осознавали ли союзники всю серьезность президентского решения? Вряд ли. Кажется, они не воспринимали его всерьез, а продолжающееся раздувание вопроса свидетельствовало о плохом понимании психологии Вильсона. Следует, однако, напомнить, что как раз в это время окончательно подготовилось и началось великое немецкое наступление во Франции. Про отчаяние британских и французских стратегов, оказавшихся перед лицом такого развития событий, уже упоминалось.

12 марта, всего через неделю после отправки написания президентской ноты, французский посол Ж.Ж. Жюссеран появился в Госдепартаменте с другим документом, призывающим к интервенции. Полностью проигнорировав недавнюю ноту Вильсона, французы в очередной раз предсказали неизбежность японской интервенции с согласия союзников или без него – возможно, даже и по соглашению с Германией.

И вновь приводились уже знакомые аргументы. Во-первых, как полагала французская дипломатия, только согласие союзников на военные действия может побудить Японию предоставить необходимые гарантии на послевоенный период. Во-вторых, в документе выражалась надежда, что Соединенные Штаты пересмотрят свое отношение к этому вопросу, согласятся с точкой зрения Франции и присоединятся к просьбе начать интервенцию силами Японии[45].

Советник Госдепартамента Полк, принявший французского посла, сразу же заверил Жюссерана, что ни о каком пересмотре позиции Соединенных Штатов не может быть и речи. После совещания с президентом (на заседании кабинета министров 15 марта) Лансинг подтвердил этот устный ответ Полка (16 марта). В вежливой, но резкой ноте Жюссерану глава Госдепартамента заявил об уважении правительства Соединенных Штатов к взглядам Франции, но после самого тщательного изучения проблемы было решено, что оно «не в состоянии в настоящее время изменить свое мнение и отношение к этому вопросу…».

В тот день, когда Лансинг отправлял ответ французскому послу, вопрос о сибирской интервенции обсуждался на дипломатической конференции союзников в Лондоне. Думается, что читатель еще раз должен поразиться, насколько мало внимания уделялось ими ноте Вильсона от 5 марта. Министр иностранных дел Великобритании Артур Бальфур, уже имеющий на руках отчет Грина о позиции Мотоно, начал встречу с заявления, что изменил свое мнение: японцы не согласятся действовать в одиночку в отсутствие поддержки Соединенных Штатов. Что оставалось делать французам в сложившейся ситуации? Теперь они почти умоляли англичан о новом совместном обращении к Вильсону. Артур Хью Фрейзер, американский дипломатический представитель по связям с Высшим военным советом в Париже, подвел итог этой дискуссии в телеграмме следующего содержания: «Совершенно очевидно, что французы и итальянцы, с одной стороны, а англичане – с другой, рассматривали этот вопрос… с разных точек зрения. Первые выступали за немедленные действия и были склонны не обращать внимания на опасность антагонизма с Россией. Артур Бальфур и Ллойд Джордж выражали очевидные опасения относительно мудрости подобной политики, при этом Бальфур особенно жестко выступал за отсрочку интервенции в надежде, что призыв Японии к вмешательству может исходить от самих русских».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитостей мира моды
100 знаменитостей мира моды

«Мода, – как остроумно заметил Бернард Шоу, – это управляемая эпидемия». И люди, которые ею управляют, несомненно столь же знамениты, как и их творения.Эта книга предоставляет читателю уникальную возможность познакомиться с жизнью и деятельностью 100 самых прославленных кутюрье (Джорджио Армани, Пако Рабанн, Джанни Версаче, Михаил Воронин, Слава Зайцев, Виктория Гресь, Валентин Юдашкин, Кристиан Диор), стилистов и дизайнеров (Алекс Габани, Сергей Зверев, Серж Лютен, Александр Шевчук, Руди Гернрайх), парфюмеров и косметологов (Жан-Пьер Герлен, Кензо Такада, Эсте и Эрин Лаудер, Макс Фактор), топ-моделей (Ева Герцигова, Ирина Дмитракова, Линда Евангелиста, Наоми Кэмпбелл, Александра Николаенко, Синди Кроуфорд, Наталья Водянова, Клаудиа Шиффер). Все эти создатели рукотворной красоты влияют не только на наш внешний облик и настроение, но и определяют наши манеры поведения, стиль жизни, а порой и мировоззрение.

Валентина Марковна Скляренко , Ирина Александровна Колозинская , Наталья Игоревна Вологжина , Ольга Ярополковна Исаенко

Биографии и Мемуары / Документальное
50 знаменитых больных
50 знаменитых больных

Магомет — самый, пожалуй, знаменитый эпилептик в истории человечества. Жанна д'Арк, видения которой уже несколько веков являются частью истории Европы. Джон Мильтон, который, несмотря на слепоту, оставался выдающимся государственным деятелем Англии, а в конце жизни стал классиком английской литературы. Франклин Делано Рузвельт — президент США, прикованный к инвалидной коляске. Хелен Келлер — слепоглухонемая девочка, нашедшая контакт с миром и ставшая одной из самых знаменитых женщин XX столетия. Парализованный Стивен Хокинг — выдающийся теоретик современной науки, который общается с миром при помощи трех пальцев левой руки и не может даже нормально дышать. Джон Нэш (тот самый математик, история которого легла в основу фильма «Игры разума»), получивший Нобелевскую премию в области экономики за разработку теории игр. Это политики, ученые, религиозные и общественные деятели…Предлагаемая вниманию читателя книга объединяет в себе истории выдающихся людей, которых болезнь (телесная или душевная) не только не ограничила в проявлении их творчества, но, напротив, помогла раскрыть заложенный в них потенциал. Почти каждая история может стать своеобразным примером не жизни «с болезнью», а жизни «вопреки болезни», а иногда и жизни «благодаря болезни». Автор попыталась показать, что недуг не означает крушения планов и перспектив, что с его помощью можно добиться жизненного успеха, признания и, что самое главное, достичь вершин самореализации.

Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / Документальное