Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

В свете этих намерений становилось совершенно ясно, что договор, заключенный в конце февраля между Стивенсом и китайцами о найме российских железнодорожников на Восточно-Китайское направление, вызывал у японской стороны наибольшие неудобства. Это соглашение совершенно не вписывалось в планы Японии культивировать особое китайско-японское взаимопонимание по отношению к возможным действиям в Сибири. Более того, оно таило в себе особенную опасность, поскольку вполне могло показаться китайцам хорошей альтернативой японским предложениям.

Вряд ли японцы полностью осознавали американские мотивы или могли им доверять: на арене дальневосточной дипломатии того времени политическая невинность, несомненно, относилась к наименее понятным качествам. Японцам, очевидно, было чрезвычайно трудно, если даже не невозможно, поверить в то, что стремление Вашингтона видеть американских инженеров, работающих на Сибирской или Маньчжурской железных дорогах, отражало не что иное, как бескорыстное желание принести экономические блага народам этих регионов.

Вопрос предварительной высадки вооруженных сил во Владивостоке также нес в себе некоторую двусмысленность: было ли это простым десантированием или являлось подготовительной мерой к более масштабному вмешательству? Судя по всему, даже в Токио не могли дать четкого ответа, однако адмиралу Като, находящемуся во Владивостоке, очевидно, было дано разрешение высадить войска на берег под свою личную ответственность, если в какой-то момент он почувствует, что это необходимо «для защиты японских интересов». Таким образом, решение о предварительной высадке зависело от развития событий на месте, причем с точки зрения и личной интерпретации военно-морского командующего.

Подобные настроения четко отразились в реакции Японии на ноту президента Вильсона от 5 марта. Эта нота, естественно, обострила текущую ситуацию и потребовала тщательного пересмотра японской позиции. Хотя президент, безусловно, не давал зеленый свет Японии на крупномасштабные военные действия в Сибири, само сообщение было выдержано в дружественном и даже сочувственном тоне. Теперь стало ясно, что, если Япония начнет действовать, официальный Вашингтон выразит сожаление, скептицизм и отрицание всякой ответственности, но никакого реального протеста или возражения не последует. Сторонники интервенции в Токио поняли, что ноту президента можно использовать как аргумент в свою пользу.

Именно поэтому вопрос интервенции был еще раз рассмотрен на заседаниях авторитетного Консультативного совета по иностранным делам, состоявшихся 9 и 15 марта, однако генеральная правительственная позиция, по-видимому, пережила эти обсуждения, не претерпев никаких существенных изменений. Официальное мнение по-прежнему склонялось к тому, что время и обстоятельства еще не созрели для действий, к которым призывали французы и британцы. Эту мысль можно неоднократно обнаружить в заявлениях высокопоставленных японских деятелей. В частности, министр внутренних дел барон Синпэй Гото 2 марта заметил послу Моррису следующее: «Предыдущее правительство объявило войну Германии слишком преждевременно; находясь в кризисе, нам не следует повторять ошибку и снова действовать поспешно». Аналогичное мнение 15 марта высказал и один из самых влиятельных государственных деятелей старшего поколения Аритомо Ягамата[44]: «Сейчас слишком рано посылать войска в Сибирь. Если мы осмелимся отправить армию на территорию России без ее [Америки] просьбы, это вызовет подозрения и немилость в Соединенных Штатах, и мы не сможем рассчитывать на ее помощь. Наши вооруженные силы достаточно сильны, чтобы противостоять врагу, но я с сожалением должен сказать, что мы сильно зависим от помощи Соединенных Штатов и Великобритании в виде военной техники и финансовой поддержки».

На следующий день после второго заседания Консультативного совета (16 марта) японцы представили свой ответ на ноту Вильсона. Он был составлен в формате конфиденциальной записки, врученной американскому послу Роланду С. Моррису. После выражения признательности за откровенную и дружественную президентскую ноту в японском меморандуме говорилось:

«Вполне понятно, что интервенция, предлагаемая сейчас правительствами союзников… не является инициативой японской стороны. В то же время наше правительство с крайней озабоченностью наблюдает за сибирским хаосом и полностью осознает серьезную вероятность немецкой агрессии, которой может подвергнуться этот регион. Оно готово рассмотреть… любой план действий, с которым к нему могут обратиться правительства союзников…

Однако властные круги Японии считают, что успех такого предприятия в значительной степени зависит от искренней поддержки всех великих держав, участвующих в войне против Германии. Таким образом, наше правительство намерено воздерживаться от любых действий, в отношении которых не было достигнуто должное взаимопонимание между Соединенными Штатами и другими великими державами Антанты».