Поляризация мнений среди представителей союзников в Москве дополнялась дальнейшим частичным разделением между теми, кто располагался в советской столице, и теми, кто служил в периферийных регионах бывшей Российской империи. В то время как в Москве существовала по крайней мере одна часть союзнического сообщества, которая была благосклонна к большевикам и пыталась смотреть на вещи с их точки зрения, представители союзников в провинциальных городах, включая Вологду, почти повсеместно относились к новой советской власти враждебно и с подозрением. Им зачастую приходилось становиться свидетелями множества случаев несправедливости и жестокости, совершаемых местными советскими властями и их приспешниками в первые дни революции. Находясь в своих провинциальных центрах, относительно умные и ответственные большевистские лидеры не могли дать каких-либо объяснений или обещаний близкого улучшения ситуации далеким от них Робинсу, Локкарту или Садулю, находящимся в столице. Конечно, в провинциях революция не уничтожала имущие классы физически, а лишь наносила материальный ущерб, да и контроль внутреннего порядка иногда там находился на более слабом уровне, чем в столице. Во множестве случаев бывшие уважаемые жители городов порой шокировали иностранных представителей своими историями, свидетельствующими об ужасающем терроре. Само собой, в этих рассказах полностью отсутствовала какая-либо критическая сдержанность, что всегда характеризовало эмоционально страстных русских.
В отчетах о начинаниях и делах союзных сообществ в России после заключения Брест-Литовского договора на каждом шагу можно найти свидетельства растущего разделения и поляризации мнений, временами переходящие в форму массовой шизофрении, вызывающей антагонизмы трагических масштабов. Тем не менее в первые шесть недель после ратификации договора в лагере альянса по-прежнему преобладали взгляды пробольшевистски настроенных союзников в Москве.
Возможность военного «сотрудничества»
Первым животрепещущим вопросом, озаботившим официальных лиц после ратификации Брест-Литовского договора, стало рассмотрение возможности сотрудничества в создании регулярных советских вооруженных сил. Время от времени этот вопрос иногда мелькал в бурных дискуссиях, которые Робинс и Садуль вели с Троцким и Лениным еще в Петрограде во время возобновления немецкого наступления. 8 марта, незадолго до отъезда советского правительства в Москву, американский военный атташе полковник Джеймс А. Рагглз и его помощник капитан Э. Фрэнсис Риггс посетил Троцкого по предложению Садуля. В телеграфном отчете об этой беседе интервью Рагглз отметил: «…Троцкий… и большинство большевиков теперь, похоже, убеждены, что мир… не может быть постоянным… Троцкий желает помощи союзников, особенно американской… Теперь он готов реорганизовать армию, внедрив принципы жесткой дисциплины, полностью удалив из нее бывших кадровых офицеров и лучших представителей русского народа. Первостепенной важностью Троцкий считает осуществление Соединенными Штатами необходимых шагов по предотвращению антироссийских действий Японии или других стран альянса».
При переезде советского правительства Робинс отправился в Москву вместе с Риггсом, в то время как Рагглз вернулся в Вологду, чтобы остаться с послом Фрэнсисом. Прошло совсем немного времени, когда Риггс уже стал сочувствовать взглядам Робинса и в значительной степени разделять оптимизм последнего по поводу перспектив военного сотрудничества.
Через несколько дней вслед за Робинсом в Москву переехал и Садуль, а Локкарт, первоначально остававшийся на старом месте, появился в новой столице примерно 16–17 марта, сопровождая Троцкого в его личном поезде, когда последний уже в качестве военного наркома покинул Петроград, чтобы присоединиться к своим соратникам.
В окружении Локкарта присутствовали два молодых офицера – капитан У.Л. Хикс (позже сопровождавший Вебстера в Сибирь) и капитан Дэннис Гарстан – молодой кавалерийский офицер, служивший в Петрограде. Садуль, формально привязанный к французской военной миссии, возглавляемой генералом Лаверном, аналогичным образом последовал за советским правительством в Москву. В отличие от генерала Нисселя, возглавлявшего военную миссию и сложившего с себя полномочия после ратификации Брест-Литовского договора, его преемник Лаверн был менее озлоблен к событиям прошлого и более восприимчив к предложениям о военном сотрудничестве с большевиками.
Таким образом, сразу же после ратификации в Москве собрался довольно большой круг официальных лиц – как гражданских, так и военных, живо заинтересованных в возможности оказания союзнической помощи советскому правительству и склонных использовать все возможности в этом направлении. Неофициальный комитет, состоящий из Лаверна, итальянского военного атташе генерала Ромея, Локкарта, Риггса и Робинса, вскоре начал ежедневно собираться в отеле Elite у Локкарта, апартаменты которого превратились в своего рода центр обмена информацией.