26 марта Фрэнсис откровенно ответил Лансингу, что его самого раздирают противоречивые чувства. Посол признался в собственном потрясении от свидетельств советско-германского взаимопонимания, о чем свидетельствуют документы, обнаруженные в Петрограде Эдгаром Сиссоном, генеральным директором иностранной секции Комитета общественной информации в России. Фрэнсис считал, что и Сиссон, и его преемник Артур Баллард убеждены в правильности этого тезиса[56]
, однако Робинс, как отмечал посол, продолжал утверждать об абсурдности подобного предположения. «Вероятно, и на Сиссона, и на Робинса повлияли, – философски заключил Фрэнсис, и довольно точно, – гордость за свои мнения и взаимная неприязнь».В следующие дни отчеты Риггса и Робинса, а также упоминания Садуля на эту тему в личной переписке светились радостью и оптимизмом. 24-го числа Садуль заявил, что генерал Лаверн уже был полностью убежден в возможности и необходимости оказания помощи союзниками по реорганизации русской армии, 25-го – Риггс сообщал, что 38 офицеров (предположительно французских) назначены для оказания помощи в организации Красной армии, а итальянцы собирались направить в Россию 10 специалистов прямо из Италии; 26-го – Садуль написал, что «сотрудничество по реорганизации» уже началось (все это Робинс подтвердил в послании Фрэнсису 27 марта).
Тем временем Фрэнсис и Рагглз в Вологде пытались дать хоть какой-то ответ на запрос Троцкого о железнодорожных специалистах и офицере военной связи. Фрэнсис телеграфировал Стивенсу (через консулов в Харбине и Владивостоке), чтобы тот немедленно отправил в Вологду шесть подразделений инженеров-железнодорожников, но Госдепартамент, до сведения которого дошло это сообщение, сразу же встревожился таким вмешательством в дела железнодорожной миссии. 26 марта Лансинг попросил Фрэнсиса уточнить, какие именно конкретные задачи будут стоять перед этими железнодорожниками и на каких именно дорогах они станут работать. В конце концов, их услуги не должны в конечном счете послужить облегчению связи между Германией и Россией. Кроме того, первоначальное соглашение с Временным правительством предусматривало, что миссия должна содержаться российской стороной. Но готовы ли были большевики взять на себя это обязательство?
На этот запрос посол выразил уверенность, что советское правительство готово гарантировать: эти люди не будут использованы в интересах Германии, а он, Фрэнсис, берет ответственность на себя. 29 марта он телеграфировал о крайней необходимости увеличить пропускную способность Транссибирской магистрали на случай возможных чрезвычайных ситуаций.
Госдепартамент, по-прежнему так и не убежденный доводами посла, все-таки дал Стивенсу разрешение на отправку специалистов. Однако после высадки японцев 5 апреля даже сам Фрэнсис пришел к выводу, что ситуация изменилась, и 9-го числа посоветовал Госдепартаменту не отправлять их до тех пор, пока отношения с советским правительством не будут «лучше определены»[57]
.В дополнение к усилиям по отправке инженеров-железнодорожников в европейскую часть России по просьбе Троцкого посол, действуя под свою личную ответственность, уполномочил Рагглза обязать Риггса присоединиться к французам и итальянцам в оказании помощи по реорганизации. При этом Фрэнсис дал весьма любопытное объяснение своим мотивам. В телеграмме от 26 марта он отметил, что, по его мнению, обновленная армия не предназначена для противостояния с Германией, а ее реальной целью станет «сопротивление всем существующим правительствам и продвижение социализма во всем мире». Тем не менее реорганизованные вооруженные силы давали «единственную надежду на спасение европейской России от немцев». «Реальной и конфиденциальной причиной» для американского сотрудничества было то, что «…[реорганизованная] армия может быть надлежащими методами выведена из-под контроля большевиков и использована против немцев и даже [против] ее создателей, если [они] окажутся… союзниками Германии». «…Я не собираюсь раскрывать последнюю причину Робинсу или Риггсу», – добавил посол.
Другими словами, причиной, по которой Фрэнсис санкционировал военное сотрудничество с советским правительством, был расчет, не разглашаемый Робинсу, что, как только новая армия будет создана при содействии союзников и с использованием ряда старших российских офицеров, она может стать самостоятельной силой для защиты не только от немцев, но и от самих большевиков, если их лидеры – что он все еще считал вполне возможным – окажутся немецкими агентами.