Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Существовало два основных центра, где русские группировки предпринимали военные и политические действия против большевиков сразу после чешской акции, причем в обоих случаях эсеры были явно вовлечены в это дело. К первому центру относилась Самара на Волге, ко второму – Центральная Сибирь, в частности – Омская и Ново-Николаевская области[74]. В каждом случае планы восстания эсеров и тайных групп бывших офицеров против большевиков разрабатывались задолго до чешской акции. Но исходя из обстоятельств предусмотренные сроки были значительно позднее конца мая. Нет причин сомневаться, что соответствующие антикоммунистические лидеры, хорошо осведомленные о положении Чешского корпуса, о его потенциальной силе и о трудностях, которые он испытывал с советскими властями, надеялись, что чехи каким-то образом внесут свой вклад в их собственные планируемые действия[75]. Но это совсем не соотносилось с подстрекательством чехословаков к мятежу 26 мая.

В случае с самарской группой наилучшие исторические свидетельства указывают на то, что местные подпольные лидеры эсеров понятия не имели о предстоящей в конце мая какой-либо акции и узнали о ней только из последующих сообщений из Москвы. Получив сведения, самарцы, конечно, сразу же связались с чехами, чтобы скоординировать дальнейшие действия.

В Омске и Ново-Николаевске сложилась совершенно иная ситуация. Последний был не только резиденцией военного штаба партии эсеров, но и вообще центром офицерской подпольной сибирской деятельности, а ведущей ее фигурой являлся молодой русский офицер Гришин-Алмазов. Хотя офицеры-заговорщики, как правило, не придерживались социалистических убеждений и относились к эсерам с большим подозрением, Гришин-Алмазов в то время верил в необходимость сотрудничества в борьбе против большевиков, поэтому тесно сотрудничал с военным штабом эсеров, размещавшимся в этом же городе.

Командиром центральной группы чешских эшелонов со штаб-квартирой в Ново-Николаевске был – так уж случилось – молодой чешский офицер, позже получивший широкую известность как политический авантюрист Радола Гайда (Рудольф Гейдель)[76]. Решительно настроенный против большевиков и жаждущий насильственных действий, Гайда был главной движущей силой принятого на Челябинской конференции решения бросить вызов советской власти и пробиваться во Владивосток. В результате препятствий, чинимых большевиками на всем пути чешского передвижения, его команда была на некоторое время задержана в Ново-Николаевске еще до восстания. Там Гайда познакомился с подпольной группой русских офицеров, взгляды которых и нетерпение к действию он полностью разделял. Не поддаваясь давлению со стороны новых знакомых к действиям против большевиков, он сделал все возможное, чтобы побудить подпольщиков к восстанию против местной советской власти, обещая поддержку Чехии, если они это сделают. «Вы только начните, – заверял он Гришина-Алмазова, – а уж мы позаботимся о большевиках». Позже, когда чехи сами перешли к открытой конфронтации с большевиками, Гайда сразу же скоординировал свою деятельность на местах с деятельностью русской группы, и две организации объединились на свержение советской власти на всей территории от Омска через Ново-Николаевск до Красноярска.

Благодаря контактам Гайды чехи были хорошо информированы о силе антисоветских настроений в Центральной Сибири и о существовании подпольных офицерских групп, стремившихся захватить власть в самые короткие сроки. Когда на Челябинской конференции принималось решение «пробиваться», то, несомненно, учитывалось и это обстоятельство, однако чехи преследовали одну-единственную цель – обеспечить свою собственную безопасность и безопасный проход к Владивостоку. Помимо чисто местной ситуации в Ново-Николаевске, похоже, вообще не было ничего, что можно было бы назвать «заговором» между чехами и русскими белыми. Эта ситуация была хорошо описана в официальном чешском отчете об истоках восстания, составленном Временным исполнительным комитетом чехословацкой армии, которому Челябинский конгресс поручил дальнейшее руководство военными операциями и политическими переговорами: «…чехословаки, основываясь на своем глубоком знании политических условий по всей России, пришли к выводу, что неприязнь к большевикам была наиболее сильной в тех самых регионах, где находилось большинство их эшелонов, а именно на Урале и в Западной Сибири. Таким образом, исполнительный комитет, планируя свои действия прорыва на восток, учитывал эти факты и рассчитывал воспользоваться как слабостью Красной армии, так и сильным настроем населения против большевиков. То, что прорыв будет сопровождаться свержением коммунистов и установлением нового правительства в Западной Сибири, никогда не входило в расчеты корпуса, хотя, когда падение Советов стало свершившимся фактом, чехословаки стали первыми, кто приветствовал новое правительство, поддержал его и оказал свою моральную и вооруженную поддержку».