Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Стоит отметить, что даже Садуль, несмотря на его резкие разногласия с Нулансом и серьезные опасения в отношении политики альянса в целом, был убежден, что Троцкий ошибался в своей уверенности о провокационной роли союзников в чешском восстании. Похоже, он не задумывался (и это само по себе важно, поскольку Садуль был хорошо знаком с делами французской военной миссии), что подобное подстрекательство могло исходить от ответственных французских чиновников в Москве или Вологде. Единственная возможность, которая пришла ему в голову, заключалась в том, что Гуине и Паскаль могли выйти за пределы своей компетенции и подстрекать чехов к восстанию, но и эту возможность он сразу же отверг на основании своего личного знания обоих офицеров. Гуине казался ему по натуре неспособным участвовать в подобном заговоре; о другом, «моем друге, лейтенанте Паскале», Садуль писал следующее: «…Хотя меня законно подозревают в симпатиях к большевистскому правительству, я тем не менее не утратил всякого критического чувства, и мои симпатии не лишены оговорок. Восхищение, испытываемое католиком Паскалем перед толстовством (движением, евангельскую ценность которого он ценит превыше всего строго в умозрительной форме), никогда не знавшим истинную сущность большевика, не предрасполагает его к каким-либо военным действиям против Советов. Кроме того, он самый дисциплинированный и преданный из солдат. Я убежден, что как в соответствии с приказами, так и по личным убеждениям он чтил инструкции миссии, которые… определенно не должны раздувать пламя, даже если они и не должны его тушить. Я высказал это Троцкому. Совершенно очевидно, что Франции было что терять в столь прискорбной авантюре, которая рано или поздно могла закончиться только разгромом несчастных повстанцев. Единственное серьезное применение чехов находится на Западном фронте, где их ждут с нетерпением».

Несколько позже Садуль с немалой горечью напишет о роли союзников в дальнейшем ходе чешского восстания (но эта горечь в большей мере относилась к действиям союзников уже после мятежа, как будет показано в следующей главе). Вера Садуля в невиновность Гуине и Паскаля полностью подтверждается известными фактами поведения обоих офицеров во время самого восстания. На Челябинском конгрессе Гуине решительно настаивал на согласии чешских делегатов разоружиться и принять приказы Чехословацкого национального совета. Вскоре после начала военных действий Гуине оказался в Омске, где 31 мая принял участие в местном совещании с чешскими и советскими представителями. Цель этой встречи заключалась в попытке найти мирное решение ситуации в Исилькуле – небольшом поселении, расположенном к западу от Омска. В этом месте чешские подразделения вступили в открытое боевое противостояние с коммунистическими силами, грозящее военным тупиком. На конференции присутствовал американский вице-консул мистер Л.С. Грей. Советский представитель зачитал перехваченную телеграмму чешского командующего в Челябинске другим чешским командирам на линии фронта, в которой говорилось, что «…ситуация сложилась до такой степени, что французским контролем на время придется пренебречь».

После этой встречи Гуине отправил чешскому командованию в Исилькуль телеграмму следующего содержания: «Ваши действия вынуждают французскую миссию умыть руки в этом деле. Для чехов будет позором ввязываться в российские трудности. Если чехи будут упорствовать в своей деятельности, между ними и французским правительством все будет кончено. Чехи не должны предпринимать никаких действий до тех пор, пока французская миссия [которая немедленно покидала Омск] не прибудет в Исилькуль».

Из этого сообщения совершенно ясно следует, что по состоянию на 31 мая Гуине не получал никаких инструкций, предусматривающих сохранение чехами оружия или военное участие против большевиков в поддержку возможной интервенции.

И уж совсем никоим образом в подоплеке чешского восстания не были замешаны американцы, за исключением того факта, что Фрэнсис с вологодскими коллегами по союзу поддержал французского посла во мнении, что от чехов не следует требовать разоружения и сдерживания. Когда произошло восстание, американские официальные представители в сибирских городах, как мы увидим в следующей главе, сделали все, что было в их силах, для сглаживания разногласий между чешскими и местными советскими властями, мешающими мирному прохождению чешских военных эшелонов во Владивосток (вплоть до того, что поставили в неловкое положение чешское командование и даже вызвали раздражение). Нет ни малейшего признака, что американцы каким-либо образом предвидели мятеж или тем более его поощряли.