Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Подробно рассмотрев дискуссии между представителями союзников в России о будущем Чешского корпуса, мы можем заметить, что в них ни разу не встречалось даже намека на идею чешского восстания, в одиночку бросившего вызов советской власти. Некоторые из союзных стратегов предполагали, что чехи частично останутся в России, но никто ничего не говорил о начале контрреволюции с их стороны в мае 1918 года. Более того, чешские лидеры за границей, особенно Масарик и Бенеш, все еще добивались скорейшего вывода всего корпуса во Францию.

Но какова была позиция представителей союзников в России на этот счет?

Следует напомнить, что корпус к этому времени стал неотъемлемой частью чехословацкой армии во Франции и юридически находился под французским командованием. Высокопоставленные французские чиновники в России – как военные, так и политические – несли непосредственную ответственность за то, чтобы давать указания от имени союзников командирам корпуса и представителям Чехословацкого национального совета в России. В сложившихся обстоятельствах, когда различные подразделения распределились по эшелонам на всем пути от Пензы до Владивостока, линии вертикального военного подчинения неизбежно потеряли прочность и стали крайне запутанными. Общепризнано, что оперативные решения в значительной степени были оставлены на усмотрение командиров и принимались в свете обстоятельств. Командиры, как мы видели, бросили вызов французам из-за предложения разделить корпус, однако принцип подчиненности (через Масарика и Чехословацкий национальный совет по делам союзников) непосредственному французскому командованию никогда не подвергался серьезному сомнению.

Легко предположить, что в неразберихе 1918 года в качестве исторической правды можно принять все, что угодно, кроме очевидного. Даже сегодня крайне интересно искать возможные тайные линии власти, идущие от союзников к чехам и передающие импульсы, которые привели к началу военных действий. Мы никогда не найдем в фактических записях указаний, что посол Нуланс или генерал Лаверн играли роль подставных лиц, либо что открытый и законный канал передачи приказов был чем-то иным, кроме подлинного. В любом случае к началу восстания в число командования корпусом входило не менее трех французских офицеров. Один из них добрался до Владивостока в конце апреля – начале мая, двое других оказались непосредственно «в центре» и находились вместе с частями, в которых начались беспорядки. Хотя их советы иногда и отвергались чехами-командирами на основании неотложной местной необходимости, право французов находиться в штабе и иметь свой голос на совещаниях никогда не оспаривалось. Офицерами центрального корпуса в районе Волги и Урала были майор Альфонс Гуине и капитан Паскаль. В дни, непосредственно предшествовавшие восстанию, они находились на южной ветке железной дороги, идущей от Пензы и Самары до Кургана, по которой тогда перемещались эшелоны корпуса. Они же присутствовали в качестве наблюдателей на челябинской встрече.

Французские представители в Москве и Вологде сильно встревожились известием об инциденте в Челябинске, последующим арестом двух представителей Чехословацкого национального совета и невыполнением приказа об эвакуации 1-й дивизии через Архангельск и Мурманск. Они правильно поняли в целом весь проект переброски чехов на Западный фронт, исполнение которого должны были обеспечить. Однако развитие событий грозило срывом намеченного плана. Старшие офицеры французской военной миссии в Москве сразу же пришли к выводу, что настал момент, когда следует отдать чехам твердый приказ о разоружении, а далее положиться на благожелательность и добросовестность советских властей, обеспечивающих дальнейшее продвижение корпуса во Владивосток.

После челябинского инцидента руководители французской военной миссии отправили (под свою личную ответственность) офицера-курьера к Гуине и Паскалю с инструкциями приказать чехам, чтобы они подчинились советским требованиям – другими словами, разоружились, а затем уехали в Вологду заручаться поддержкой Нуланса в отношении занятой ими позиции. Сам Нуланс приводит следующий отчет о своей встрече с этими офицерами:

«Представители Военной миссии примчались из Москвы, чтобы попросить нас принять условия Троцкого, как единственный способ, по их словам, избежать последствий его гнева. Я присоединился к другим руководителям миссий союзников, чтобы выслушать все мнения, однако доводы никак не повлияли на мое собственное убеждение. Взяв слово после их заявлений, я начал отстаивать перед коллегами противоположный тезис: чехи имеют полное право уйти с оружием в руках, и это право следует уважать. Военные атташе возражали против моей точки зрения с такой страстью, что один из них, американец, зашел слишком далеко, заявив мне: „Вы бы так не говорили, если речь шла о французах“.

Я яростно доказывал, что испытываю слишком большое уважение и симпатию к чехам, чтобы относиться к ним иначе, чем к нашим собственным солдатам».