Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920

Этот вопрос был надлежащим образом рассмотрен советскими властями в Москве, как и предусматривалось резолюцией, причем, надо думать, не только вместе с Локкартом, но и с участием Лаверна и Садуля. Что касается дат этих обсуждений, личностей основных участников, содержания того, что было передано советским властям, и точной реакции последних – точно сказать невозможно: свидетельства противоречивы и сбивают с толку[70]. Самое большее, что можно сказать с некоторой степенью уверенности, – этот вопрос обсуждался, советские власти не были против, Чичерин отдал своего рода указание местным Советам вдоль железной дороги оказывать содействие на продвижение чехов, и ни в одном документе представителей союзников в России своим правительствам в течение мая не указывается на возникновение каких-либо заметных трудностей[71]. Таким образом, у союзников на местах сложилось впечатление, что проект находится в процессе реализации. На самом же деле он был почти немедленно искажен, без ведома правительств союзников, что следует из дальнейших событий в Европейской России и Сибири, требующих отдельного внимания.

К началу мая Чешский корпус был развернут на всем протяжении от Пензенской области, к западу от Волги до Владивостока (туда как раз подходили первые эшелоны). 21 апреля Москва отдала приказ об очередной приостановке продвижения, вызванной, по-видимому, сообщениями о начале нового наступления Семенова в районе Забайкалья. Таким образом, местные советские власти опять начали создавать трудности на пути продвижения корпуса. Эшелоны простаивали на станциях или на подъездных путях, и беспокойная напряженность росла с обеих сторон.

Тем временем чешское командование на месте оставалось в полном неведении относительно политического решения, принятого французским и британским правительствами, о разделении корпуса. По словам Баньяна, они были поражены, узнав в начале мая о новом указании Чичерина, разрешающего проезд эшелонов, находящихся к востоку от Омска, для дальнейшего следования во Владивосток, при условии направления в северные порты поездов, находящихся западнее. Изумление и ужас чешского командования возросли, когда 8 мая оно получило сообщение от представителя Чехословацкого национального совета в Вологде господина Страки, что этот приказ был отдан по согласованию с представителями союзников в России. Учитывая душевное состояние чешского командования, идея расколоть корпус и тем самым ослабить силы, которыми он обладает, показалась нелепой. Руководство корпуса сразу же отправило двух своих представителей – Максу и Марковича – в Москву для выяснения обстоятельств дела. Они приехали на место 13 мая, где генерал Лаверн сообщил посланникам, что изменение маршрута действительно отражает пожелания союзников, а Троцкий пообещал полное содействие советских властей в переброске 1-й дивизии корпуса в Архангельск.

Макса и Маркович уже собирались отправиться в Омск для урегулирования вопросов, касающихся новых условий, когда ситуация неожиданно изменилась из-за получения в Москве известия об инциденте, произошедшем в Челябинске 14 мая. По счастливой случайности один из чешских воинских эшелонов, стоявших на челябинской станции, оказался бок о бок с эшелоном венгерских военнопленных, эвакуируемых из Сибири для репатриации. С венгерской стороны в чешский поезд был брошен то ли камень, то ли кусок железа, но один из чехов погиб. Разъяренные солдаты линчевали венгра на месте. Советские власти немедленно приступили к расследованию этого дела, а несколько чешских солдат, чье сотрудничество требовалось в качестве свидетелей, были задержаны и заключены в местную тюрьму. Туда направилась целая чешская делегация с требованием освобождения свидетелей, членов которой также посадили под замок. 17 мая нерастерявшиеся чехи предприняли вооруженные действия, захватили местный арсенал и освободили всех своих товарищей.

В течение нескольких дней этот конкретный инцидент был мирно урегулирован с местными советскими властями. Если бы все было предоставлено лишь обеим сторонам, чехи, вероятно, спокойно продолжили свой путь, но получение известия о челябинской акции вызвало бурную реакцию в Москве. Два представителя Чехословацкого национального совета, Макса и еще один человек, были немедленно арестованы и вынуждены подписать телеграфный приказ чешским командирам о немедленной передаче всего оружия советским властям. После этого Троцкий на правах военного наркома издал еще один приказ сибирским Советам, предписывающий сократить численность чешских войск и «организовать их в трудовые артели или призвать в советскую Красную армию»[72].

Эти приказы не оставляли командирам корпусов иного выбора, кроме как либо разоружить корпус, расформировать его и отдать на милость местных коммунистических властей, либо перейти к полному разрыву с советским правительством.