Ресницы

* * *

Я не знаю, считаешь ли ты, но в двенадцатый раз
ты сегодня был близок с женой незнакомого мужа,
и, покуда запаянный в лампочку свет не погас,
между вами висела стыда вертикальная лужа.

Позже твой необученный этому ласковый рот
изобрел поцелуй под названием «лунные слюни»,
и пока он тобою играл (а не наоборот),
ты не офевралел, но почти что застынул в июне.

Знал ли ты, что в тебе происходит соленая кровь,
что она выкипает наружу смешно и красиво,
что ближайшее чудо твое – неземная любовь,
несмотря на медузу прозрачного презерватива?

Ты зачем умирал, если выжить собрался опять,
почему не боялся лежать голышом на постели,
ведь вампирша, которой об этом не следует знать,
таковою была, как бы этого вы ни хотели?

Ты лизал ее веки и брови, не губы и не
шею с шелковой жилой, не руки, не твердые плечи,
а ресницы и выпуклый лоб, и потом в тишине
к ней вернулся не дар, а, скорее, проклятие речи.

Ваши дети, которых и быть никогда не могло,
тем не менее были четыре мгновения, значит,
ты не мог не услышать, пока их бессмертье несло,
что они не кричат, а по-девичьи весело плачут.

Гладко выбритый шум назывался потом тишина,
на которой щетина колючего шума, играя,
прорастала опять и царапала створки окна,
и скрипело стекло, непристойное напоминая.

Пыль и мусор и мухи, снимаясь с насиженных мест,
недовольные вами, озвучили фразу ночную:
«Умирание – мультимедийный, компьютерный жест»
(впрочем, судя по страху, его производят вручную).

Между вдохом и выдохом воздух не нужен. Когда
между жизнью и смертью ты станешь, как воздух, не нужен,
через тело твое потечет негустая вода,
но по звуку ее ты не будешь уже обнаружен…

* * *