Ресницы

Нелюди, рыбы, травы и цветы
переполняют чашу первой жизни,
дебержеракствуют лощеные кроты
и драки затевают тоже из ни-

чего. И, встав на цыпочки свои
по-воробьиному, к примеру, по-вороньи,
худые птицы в собственной крови
вращаются, как цвет камней в короне.

Цветы сквозь воду продевают жест,
развоплощенный в нитевидный запах.
Один, как перст, на небе виден перст,
незримо указующий на запад

и на восток. Латают дерева
свои татуированные кожи,
а если произносятся слова,
то этого, конечно, быть не может.

Нелюди ползают и трогают себе
вполне подобных или неподобных,
не различая в эдакой гурьбе
удобных для еды и неудобных.

Инакая, чем пчелы, мошкара
тупые сабельки чехлит в чужое тело
и, делая негромкое «ура»,
от жажды погибает то и дело.

Вокруг касанье, запахи и взгляд,
навряд принадлежащий зоне зренья:
глаза повсюду пристально глядят
слоеными зрачками ослепленья.

О свист листвы, расплющенный на шум,
на дырки в воздухе для прохожденья шума,
на сферы, не пригодные для дум
стрекоз, висящих в роли тугодума.

Влажнеют камни, стелется песок,
прозрачный лоб вот-вот наморщат воды,
лишь только ветер прислонит висок
к слюне долгоиграющей природы.

О маловероятный человек,
все валится к тебе в твои объятья,
покуда соль стекает из-под век,
кристаллизуясь медленно в проклятье.

* * *

Наливай поскорее вино в понедельник бутыли.
А «Обломов» в закладках пускай полежит под подушкой,
о, мы любим его и ничуть про него не забыли,
не забыли Андрейку-сынка и Агашу-подружку.

Книги падают вниз корешками, трещат переплеты,
шелушатся страницы и делают шелест осенний,
и слова понимаются слету, вот именно: слету,
потому что они изначально имеют прощенье.

На песчаном своем языке и при помощи трещин
разговаривать вышла на землю безгубая глина,
а завещанный рай потому никому не завещан,
что невинная жизнь никогда не бывает невинна.

Кто пыльца и орех и яйца известковая кожа?
Кто кустарник, а кто, покажи, не кустарник, а травы?
Кто появится раньше себя, кто появится позже
и, не будучи правым, окажется все-таки правым?

Это мягкие птицы, летящие в мягком просторе,
это сосен стволы, это воздух закручен в рулоны,
это в месте, где умерло море, валяется море,
это климат зубрят и цитируют антициклоны,

это я, но не весь, а с макушкой, бровями и взглядом,
и закат, и его завершенье, и тени восхода,
и любая звезда, что дрожит недостаточно рядом,
и погоды печали, любови и страха погода?..

Хорошо умирающий дождь, или снег с воробьями,
хорошо умирающий в марте, а после в апреле,
не научат людей хорошо умирать… Между нами,
люди именно этого больше всего бы хотели…

* * *