Реставрация вместо реформации. Двадцать лет, которые потрясли Россию

Правовой формализм – это форма бытия конституционализма, способ, при помощи которого осуществляется рационализация государственной жизни. По мере развития конституционализма происходит отделение права от бюрократии. При этом последняя как профессиональный слой управляющих никуда не исчезает, но ее роль в обществе кардинально меняется. Из особой корпорации, выделившейся из общества, она превращается в обыкновенную корпорацию, одну из многих существующих внутри общества. Государство больше не находит своего воплощения в бюрократии, а превращается в абстракцию, в правовой строй. Бюрократия уже не творит закон, она обслуживает этот правовой строй. Если раньше ее воля была тождественна государственной воле, то теперь проявление самостоятельной воли бюрократии рассматривается как произвол. Одновременно происходит обособление права как самостоятельного социального института от морали, экономики и политики. В этом отделении права от других социальных регуляторов, нашедшем наиболее полное воплощение в конституционализме, и состоит главная особенность его западной традиции. Поэтому право на Западе – и всеобщий универсальный посредник в человеческих отношениях, и высший авторитет, непререкаемая ценность, и воплощение власти. На Западе не стоит вопрос о соотношении права и справедливости в такой форме, в какой он стоит, например, в России. Право и есть здесь высшая справедливость. Поиск справедливости – это поиск правового решения, что, в свою очередь, означает безусловное уважение к форме и формальным моментам. Следствием является неукоснительное соблюдение правил и процедур, своего рода мистическое отношение к процедурным вопросам.

Институциональная демократия есть итог рационализации государства. Это внешняя и наиболее заметная черта конституционной системы, которая находит материальное воплощение в определенных принципах государственного устройства (парламентаризм, разделение властей и т. д.).

Проблема состоит в том, что конституционализм – это своего рода социальный «черный айсберг», возвышающийся над поверхностью океана западной культуры. Его видимая часть представлена набором демократических институтов, кажущихся вполне самодостаточными и легкоусвояемыми. Возникает соблазн «отбуксировать» эту демократическую систему в сопредельные цивилизационные океаны и моря. Однако кроме видимой надводной есть еще и невидимая подводная часть, глубоко погруженная в уникальную историю Запада. Об эту подводную часть и разбиваются все попытки привить конституционализм в чуждой для него культурной среде.

РОССИЙСКИЙ КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ – ИСТОРИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ТРАНСПЛАНТАЦИИ

Сказать, что российской культуре вовсе чужд конституционализм, было бы сильным преувеличением. Однако мало кто возьмется утверждать, что в России были предпосылки, достаточные для того, чтобы конституционализм мог развиваться здесь без воздействия извне. Безусловно, что развитие конфликта между индивидом и обществом можно обнаружить на всех этапах эволюции российского общества. Но в российской истории он никогда не имел того решающего значения, как для истории Запада. Это было противоречие «второго ряда», которое имело место, влияло (иногда существенно), но не предопределяло ход российской истории. Соответственно, процесс индивидуализации в российском обществе был существенным, но не определяющим фактором развития. Он создавал почву для конституционализма, но без посторонней помощи конституционное движение на этой почве развиваться не могло. В такой ситуации заимствование изначально стало тем единственно возможным и необходимым ресурсом, за счет которого поддерживалась жизнеспособность конституционной идеи в России. Российский конституционализм есть пример существования и развития конституционных начал в неадекватной их природе культурной среде.

Конституционализм в России с момента появления его первых ростков был явлением не всеобщим, а частным. Это было не общенациональное, а партийное движение. Необходимо отметить два существенных следствия такого положения вещей. Поскольку конституционализм в России был идеологией меньшинства, которая навязывалась большинству, не разделявшему индивидуалистические ценности, то сущность конституционализма неизменно извращалась. Вместо самоуправления подготовленных к осознанию ценности свободы индивидов центральным элементом конституционализма в России оказывалось принуждение массы к уважению чуждых ей ценностей. А так как российская государственность была адекватна именно мировоззрению массы, а не индивидуализированного меньшинства, то конституционное движение развивалось не по пути рационализации существующего государственного строя, а по пути жесткой конфронтации с властью. Неудивительно поэтому, что позитивное воплощение конституционных идей в России неизбежно оказывалось узаконенным и структурированным насилием.