Реставрация вместо реформации. Двадцать лет, которые потрясли Россию

Конституционализм, привитый в России, деградирует в чужеродной ему культурной среде до уровня политического инструмента. Такая конституция – в чистом виде продукт политической власти, ее атрибут. Она представляет собою акт рационализации власти путем ее юридического структурирования. Принятие такой конституции способно сильную власть сделать еще сильнее. Но, как продукт власти, она вне власти не имеет никакого самостоятельного значения и не способна укрепить и защитить слабеющее государство. Это всего лишь жесткий юридический каркас, который не смягчает удары и не гасит противоречия. Российская конституция неподвижна, «статична». Источник ее устойчивости не в обществе, а в государстве. Кризис этой конституции есть лишь одна из форм кризиса российской государственной власти.

И такая конституция имеет право на существование. Более того, как у всякой политической реальности, у нее есть своя история и своя логика развития. Но к конституционализму в точном смысле этого слова, к тому уникальному феномену, который родился и развился в недрах западной цивилизации, она не имеет никакого отношения.

Попытка предпринять второе издание российской «демократической» конституции, которую мы можем сегодня наблюдать, полностью вписывается в логику бытия формального конституционализма. Современная дискуссия о конституции есть функция текущего политического момента. Инструментарий, созданный в свое время для первого российского президента, не способен обеспечивать интересы политической элиты на новом этапе перехода власти из одних рук в другие. Нужен новый юридический каркас, в который будет облечена новая политика.

Грядущие «конституционные» новации могут быть более или менее удачны. В лучшем случае они позволят обеспечить гражданский мир в период, когда наследник нынешнего главы государства будет вступать в свои права. Но при всех обстоятельствах все ожидающие нас конституционные баталии останутся фактом политики, но так и не превратятся в факт истории.

РОССИЯ НА ВОЛНАХ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Выводом об утилитарном характере можно было бы закончить исследование особенностей российского конституционализма, если бы не одно обстоятельство. О конституционализме в России как об историческом явлении было бы нечего сказать, если бы оставалась неизменной та культура, к которой конституционная идея была привита. Но отличительной чертой российской цивилизации является как раз то, что сформировавшая эту цивилизацию культура не просто развивается, а полностью преображается в ходе исторической эволюции, меняя свои собственные основания[147]. Причем основной вектор преобразований непосредственно затрагивает те параметры российской культуры, к которым наиболее чувствителен конституционализм.

На протяжении нескольких веков существования российской цивилизации из культуры, в которой противоречие между индивидом и обществом носило вторичный, подчиненный характер, она постепенно превратилась в культуру, где отношение между индивидом и обществом стало определяющим. И здесь российская цивилизация вплотную приблизилась к западной по своему типу. Причем в годы коммунистического правления, как это ни парадоксально, был сделан решающий шаг в этом направлении, благодаря чему произошла массовая индивидуализация как в городе, так и в деревне. В каком-то смысле (с серьезными оговорками) русский коммунизм сыграл здесь роль, сопоставимую с ролью протестантизма на Западе.

Соответствующим образом изменился облик российской цивилизации. Как справедливо заметил В. Цымбурский, Россия и Запад вообще представляют собой пример развития парных, параллельно развивающихся цивилизаций, образующих вместе единую систему[148]. Но в этом параллельном развитии существуют различные отрезки. С окончанием эпохи коммунизма закончился и неповторимый, незападный русский путь. Россия вошла в свое новое время и перестала существовать как особая цивилизация. Историческая судьба позволила ей подойти к той важной черте, за которой для цивилизации начинается универсальное развитие, продиктованное в первую очередь логикой процесса индивидуализации независимо от того, «кем» была данная цивилизация в прошлой жизни: Западом, Россией или Китаем.

Российская цивилизация выполнила свою историческую миссию и должна уступить место универсальной цивилизации «с русским лицом». Историческая точка, которую Россия проходит в конце XX века, поистине судьбоносная. Это перелом гораздо более глубокий, чем революция 1917 года. Октябрьская революция разделяла эпохи. 2000 год разделяет цивилизации. Поэтому по своему масштабу и историческому значению наше время сопоставимо в российской истории лишь с XVI–XVII веками. Сегодняшнее поколение россиян – это поколение, на котором заканчивается русская особость и с которого может начаться русская универсальность. Вопрос лишь в том, станет ли возможность действительностью, докажет ли русская универсальность свою историческую состоятельность.