– Я передумал. Стоимость дома, хоть он и заложен, все же намного дороже папашиных долгов. Софи говорит, что вполне возможно выплатить долги, и тогда дом – наш! Мы тут посовещались… Его немного освежить побелкой и можно сдавать – получится отличный доходный дом. Не пойму, отчего такая мысль не пришла в голову папеньке…
Когда за гостями закрылись двери, Агнес и Невилл дружно переглянулись.
– Ты видел, как она?…
– Трудно было не заметить…
– Почему же мы ее ни о чем не спросили?!
***
Агнес записывала в дневнике расследования.
«Такая куча непонятного! Как Мэгги попала в дом своего отца? Таких совпадений не бывает. А может, Ларскинс, все же, желая дочери лучшей участи, решил взять ее в свой дом, но постыдился сказать, что в свое время отправил ее в приют? И определил на должность прислуги? А если не Ларкинс, то кто? Кто мог рассказать ей, что Ларкинс ее отец, и устроить ее в дом к нему прислугой? Хотя, вообще-то, проще всего было бы спросить об этом ее саму…
А что, если она узнала об этом, обиделась на него и… что? подмешала ему опиум в кофе? Или зарубила сзади саблей, которую взяла непонятно где? А я живу, выходит, под одной крышей с убийцей?!»
– Мэгги!
Агнес яростно подергала ленту звонка для прислуги.
Мэгги явилась тут же. Одетая в новую форму, она приободрилась, выглядела опрятной, и даже румянец появился на бледных прежде щечках.
– Мэгги скажите мне одну вещь. А как вы попали в дом Ларкинса? Он сам вас пригласил, или вы… как?
– Нет, мэм, это все наша кухарка, Рози. Она добрая очень. Она в наш приют одно время ходила, конфет приносила, дешевых, конечно, но нам и леденец-то был в радость, понимаете…
– Да, и что потом?
– Ну, а потом ко мне присмотрелась и говорит: вижу, ты девушка шустрая, и поумнее других будешь. Моему хозяину горничная нужна, я уж одна не управляюсь, ноги больные, и дышать мне тяжко порой бывает… Много платить не будет – но все же крыша над головой, а то выйдешь из приюта, и куда тебе? Не на улицу же… там девушка порядочной недолго останется…
– И много мистер Ларкинс тебе платил?
– Да по правде, он ничего мне и не успел заплатить – я ведь всего две недели у него проработала.
– Вот как?!
– Ну да, а потом его убили.
– Мэгги, скажи мне… а ты не знаешь, кто мог ему лицо в тот день расцарапать?
Лицо Мэгги залило краской.
– Я не знаю, – проговорила она чуть слышно.
– На улице мальчишки говорили, что в тот день к нему приходила какая-то дама в меховой ротонде и шляпе с пышными перьями. Вы ее не видели?
– Нет, – прошептала Мэгги, и на ее лице появилось выражение видимого облегчения.
– Ладно, ступай, – пробормотала Агнес, и продолжила писать:
«Итак, что мы знаем?
Что миссис Ларкинс носила это платье, ожерелье и браслет. Но на снимке платье и ожерелье, и браслет на другой даме. Конечно, платье миссис Ларкинс могла подарить, или продать… но украшения-то продавать зачем? А может, это уже после ее смерти… Остались платье и украшения, и Ларкинс подарил их другой даме, матери Мэгги. Интересно, когда же случилось кораблекрушение? Если сопоставить с датой на фото… Как мне эта мысль не пришла раньше в голову!»
ЧАСТЬ 11. Мистический двойник тети Пэнси. Исповедь старой служанки.
– Тетя Пэнси, а вы не помните, когда случилось то ужасное крушение парохода… ну, когда погибла мама Джеймса?
– Вы все еще пытаетесь что-то расследовать моя дорогая? – тетя Пэнси рассмеялась.
– Сочтите это маленькой причудой моей жены – это у нее вроде спорта. Она всегда пытается докопаться до истины.
– Опасно, знаете ли, иметь жену, которая всегда докапывается до истины – джентльмены предпочитают обычно девиц, которые наоборот, стараются оставаться в неведении о жизни.
– Считайте меня оригиналом, но такая жена, как Агнес, совершенно в моем вкусе.
– Как трогательно видеть такую влюбленную пару, – умилилась тетя Пэнси, – но зачем вам это? Я скажу вам по секрету – это я виновна в смерти этого отвратительного Ларкинса…
И тетя Пэнси улыбнулась самой безмятежной, самой солнечной улыбкой.
– Ээээ… в каком смысле? – обеспокоился Невилл. – Вы что, ему подсыпали яду в кофе?
Тетя Пэнси захихикала. Потом залилась смехом, каким-то слишком долгим….
– О нет, как вы могли подумать, дитя мое! Просто, понимаете ли, – она перешла на доверительный шепот, – каждый раз, когда я умираю, я просыпаюсь в теле другого человека… Обычно я не знаю, в кого я вселюсь – это может быть ребенок из трущоб или старик… Но голоса, которые они будут слышать – это мой голос, я буду диктовать им, что делать. Обычно я не советуюсь с ней, – тут тетя Пэнси боязливо оглянулась через плечо, – но Ларкинс произвел на меня такое неприятное впечатление, что я ей сказала об этом…
– Кому вы сказали, тетя Пэнси? – не поняла Агнес.
Тетя Пэнси снова оглянулась и прижала палец к губам.