– Так она все знала – про те записки… Не знаю, откуда. Только она знала – что это я посыльным наврала, будто бы тут Ларкинс не живет. Догадалась она как-то. Виновата я пред нею. Она, правда, сейчас богатая дама, да и Джеймсу повезло – он теперь наследник у богатой тетки; а осталась бы с Ларкинсом – были бы оба, она и сын ее – нищие! Только мне грех душу давит: я-то понять могу, каково для женщины разлучиться с ребеночком своим маленьким, и самых сладких его лет не видеть… Грех мой, отпустите мне его…
– Я вам отпускаю ваши грехи, – отвечал Невилл. – Вам надо отдохнуть.
И действительно, язык у женщины заплетался, она говорила едва слышно. Глаза ее сами закрылись, и она затихла.
ЧАСТЬ 12. Спасение Мэгги
– А что, если она и впрямь умрет?! – испуганно шепнула Агнес, когда они вошли в гостиную и устроились у камина.
– Мы приютили ее и позаботились о ней – что мы могли сделать еще? – вздохнул Невилл. – Не надо брать на себя ответственность за чужие грехи. Ларкинс вот недавно преставился – пусть с него Господь взыщет за все, что он причинил этой несчастной… Что с тобой, Агнес?
– Ларкинс умер только несколько дней назад, – медленно проговорила Агнес таким тоном, словно сообщала важную новость.
– Спасибо, я в курсе, – согласился ее супруг.
– Но если миссис Виллоуби была за ним замужем, то она стала его вдовой только несколько дней назад – а как же мистер Виллоуби? Она что же – была замужем за двумя сразу? Разве за такое не наказывают?
– За такое полагается семь лет каторги, – медленно произнес Невилл, – а кроме того, мисс Софи, выходит, незаконнорожденная, и впридачу – сводная сестра Джеймса… Вполне себе повод для того, чтобы убить человека, который может ее изобличить…
– Но тогда – тогда ей следовало и эту несчастную кухарку убить – она же все знала, не так ли? Зачем она ее выгнала?
– Нищая служанка едва ли что-то может доказать, – Невилл говорил медленно и раздумчиво. – У нее на руках ни обличающих документов, ни фотографий, ни свидетелей. Допустим, она пришла в полицию и обвинила миссис Виллоуби в том, что та, якобы, миссис Ларкинс. И что?
– Миссис Виллоуби заявляет, что никогда не была замужем за Ларкинсом.
– Именно! Сходство? Ну, мало ли похожих людей на свете… Тем более, с типичной английской внешностью. Такие дамы не стареют, а просто становятся некрасивыми: грубеют черты лица, становится тяжелым подбородок, делаются тонкими, как щель, губы…
– Да, точно! Я же видела фото миссис Ларкинс в молодости. Она мне показалась слегка похожей на миссис Виллоуби – но именно, что слегка – я бы, даже держа в руках фото и сравнивая его с живой миссис Виллоуби, не поклялась бы, что это точно одна и та же женщина…
– Вот именно. Итак, на роль отравителя мы имеем сейчас как минимум троих кандидатов…
– Кого же?
– Для начала, кухарку. Кому, как не ей проще всего подсыпать опиум в пищу… в чашку кофе?
– Не может быть! – замотала головой Агнес.
– Почему?
– Ну как же! Вспомните, эта несчастная женщина в полубреду приняла вас за священника и каялась в обмане – почему же она тогда ни словом не обмолвилась о том, что отравила Ларкинса? Убийство – грех куда более тяжкий…
– Как вариант – потому что не считала преступлением защитить своего ребенка. Она считала себя виновной перед его женой – оттого, что обидела невинную, никакого зла не сделавшую ей женщину. Но Ларкинс, который причинил ей столько страданий, был в ее глазах чем-то вроде мерзкой крысы, которую отравить —милое дело. Никто же не мучается угрызениями совести, если поставил капкан на крысу и он сработал?
– Может, вы и правы, – задумчиво отвечала Агнес, – а кто еще?
– Мэгги, – спокойно отвечал Невилл.
– Но почему?
– А вы помните исцарапанное лицо Ларкинса? Если у него была привычка не пропускать ни одной горничной, то почему не предположить, что он и ее не пропустил?
– Она же его дочь! Хотя, да…
– Именно: он же этого не знал. Он пытался, она его исцарапала… И вот, чтобы уничтожить мерзкого склизкого старикашку… Что ей стоит подсыпать опиум в еду – это же ее обязанность накрывать на стол!
– Верно. А третья – миссис Виллоуби? Думаете, это она стояла на крыльце, когда ее увидел мальчишка? Ротонда, шляпа – все похоже. Но – нет, – Агнес покачала головой, – не сходится, одна вещь не сходится.
– Да?
– Допустим, она пришла к нему. Он – шантажист, она – жертва. Разговор между шантажистом и жертвой – это, наверное, ссора? Или демонстрация взаимного презрения, неприязни… И как в пылу ссоры она ему подсунула яд?
– Но она же его бывшая жена. Что ей стоило, например, сказать: «Ах, все, как в былые времена! Помните, как я разливала чай во время наших чаепитий? Давайте вспомним былое, и я по старой памяти буду разливать чай».
– На месте Ларкинса я бы насторожилась, – подняла брови Агнес, – уж не хочет ли она мне чего подсыпать…
– Я бы тоже, – согласился Невилл, – но я бы заподозрил скорее, что она хочет меня разжалобить, и сыграть на сентиментальных нотках. И с удовольствием показал ей, что на меня это не действует. Но про яд бы не подумал…