Рецессия капитализма — скрытые причины. Realeconomik

Добавлю еще одну исключительно важную позицию. В XX в. политические «козыри» свободы совпадали по своему вектору с аргументом наиболее успешного и творческого соблюдения нравственных норм и традиций. В свободных западных странах на массовом уровне были весьма прочные семьи, и институт семьи, несмотря ни на какие частные и общественные эксцессы, имел высокую репутацию в общественном мнении. Тоталитарной агрессивной несвободе противопоставлялась религия и светская культура высокого уровня, абсолютно ценившая человеческую жизнь, высоко ставившая ценность семейных отношений. Именно с такими идейными параметрами имели дело и подчас пытались без особого успеха полемизировать тоталитарные диктаторы. Именно такой пример, а отнюдь не победное шествие помпезной институционализации принципов весьма сомнительных эпатажных свобод, видели, как некую обобщенную картину свободного мира, страдавшие от диктатур народы.

Мне представляется, что важнейшей причиной кризиса мировой политики конца XX и начала нынешнего века является отход от фундаментальных гуманистических ценностей, содержащихся, например, во Всемирной декларации прав человека, значимость которых воспринималась как системообразующая большинством элит западных стран всю вторую половину ХХ в. и по преимуществу ставилась выше узкопонимаемых национальных интересов. Превышение меры циничности и лицемерия в политике, фактический отказ от принципов и ценностей европейской гуманистической цивилизации в политической практике – вот что сделало систему поддержания основ миропорядка слабой, беспомощной в предотвращении кризисных ситуаций и неэффективной в разрешении конфликтов.

Глава 4 Распад СССР и постсоветская трансформация: краткосрочные интересы против нравственных принципов

4.1. Постсоветский капитализм

Распад Советского Союза, который одни считают главной победой, а другие называют величайшей геополитической катастрофой второй половины ХХ в., действительно представляет собой событие исторического масштаба. Оно ознаменовало завершение глобального по своему характеру великого эксперимента – попытки на практике создать исторически устойчивую и способную к поступательному развитию модель экономического устройства общества, построенную на иных, нежели современный капитализм, принципах – c очень существенным ограничением персонифицированной частной собственности, отрицанием рынка как главного регулятора использования экономических ресурсов, директивным планированием как главным инструментом организации хозяйственной жизни.

Несмотря на то что не все (во всяком случае, в России) считают, что распад СССР был обусловлен несостоятельностью и неэффективностью советской экономической системы, факт остается фактом: вместе с Советским Союзом прекратила свое существование и построенная в нем хозяйственная система, которая сегодня представлена в мире лишь крошечными анклавами в самоизолировавшихся странах (например, на Кубе или в Северной Корее). Национальные экономики, сформировавшиеся в 1990-е годы на обломках СССР, конечно, несут определенный отпечаток советского прошлого, но в целом механизм их функционирования сегодня сильнее отличается от того, который имел место в СССР, нежели от аналогичных механизмов в странах, имеющих сходные экономические, природные и культурные условия, но никогда не экспериментировавших с социализмом советского типа.

То есть, конечно, механизмы, определяющие функционирование российской экономики, реально отличаются от аналогичных механизмов в экономиках сегодняшних США или Великобритании, но я не думаю, что они в меньшей степени заслуживают классификации их как «капиталистические», чем, например, соответствующие механизмы в Индонезии или Бразилии, или, скажем, в Италии или Японии до Второй мировой войны. Если страны бывшего СССР и следует выделять в какую-то отдельную группу в рамках мировой экономики, то в очень условном и ограниченном смысле.

Во всяком случае, что касается таких явлений, как гипертрофированная роль государственного бизнеса, системная коррупция, отсутствие реального разделения властей, профанация парламентаризма и некоторых других вещей, которые многие считают системообразующими в современной России, то здесь и Россия, и другие постсоветские общества вряд ли могут претендовать на «копирайт». К сожалению, добрая половина человечества, если не больше, живет со всеми этими явлениями, и, боюсь, в ближайшие десятилетия ситуация в мире в этом отношении вряд ли существенно изменится.

Ни политический авторитаризм, ни разрыв между формальными правовыми нормами и реальными законами деловой практики, ни правительственный контроль над наиболее важными (с точки зрения размеров и устойчивости возможностей извлечения доходов и прибыли) сферами предпринимательства не являются достаточным основанием, чтобы говорить об «уникальности» российской системы, о неприменимости к ней универсальных экономических законов.