Рецессия капитализма — скрытые причины. Realeconomik

При этом под прагматикой я не имею в виду практичный подход к достижению общественно значимых позитивных целей – практицизм, если он проявляется в поиске реалистичных путей достижения высоких общественных целей, не только оправдан, но и является высоконравственным. В конце концов, гибкость никогда не была признаком слабости – напротив, ее отсутствие является атрибутом слабости ума. Здесь речь идет о прагматике иного рода – личном приспособленчестве при отсутствии каких-либо надличностных, общественных идеалов и принципов, когда в стремлении к индивидуальному успеху выбираются самые простые и легкие пути.

Для политика это такой легкий путь – не пытаться убеждать избирателей и влиятельных людей в своей правоте и полезности предлагаемой программы, рискуя быть непонятым или неубедительным, а подстроиться под общий настрой. Или, того хуже, сыграть на низменных сторонах человеческой натуры – таких как стремление возвысить себя через презрение к окружающим или подавление их воли, инстинктивная подозрительность по отношению ко всему чужому и непонятному, зависть к чужому благополучию и т. п. А если общий уровень нравственных стандартов в обществе снижается, то соблазн пойти по такому пути увеличивается многократно. В таких условиях ставка на политику демонстрации превосходства становится естественным выбором, – вместо поиска содержательного диалога и нормального сосуществования – не отменяющего принципы, но, наоборот, способствующего их утверждению.

Падение качества мировой политики сопровождается снижением уровня многих средств массовой информации, в том числе мирового масштаба. Более того, гламурность и шоу-бизнес с помощью телевидения из раза в раз делают политику все менее профессиональной и все более далекой от интересов людей.

Лучшей иллюстрацией к сказанному является то, что происходит сегодня. Можно уже обоснованно говорить, что усилия так называемой «двадцатки» (равно как и «семерки») в незначительной степени оказывают влияние на положение дел в мировой экономике. И причина кроется в том числе и в том, что лидеры, собирающиеся для обсуждения фундаментальных проб лем, не могут обсуждать в полном объеме их истинные причины. Они не могут ответить, например, на вопрос о том, почему нельзя плодить некачественные ценные бумаги, если можно было мистифицировать мировое общественное мнение информацией о наличии в Ираке оружия массового уничтожения и на этой основе начинать широкомасштабную войну? Почему нельзя выдавать невозвратные кредиты, если в самой демократической стране мира можно использовать пытки и годами держать людей в заключении без суда? Обсуждать такие вопросы – значит говорить не столько об алчных банкирах, сколько о самих себе, о западной политической системе в целом, о драматическом снижении качества политики и о том, что крупнейший бизнес, в первую очередь финансовый, в последние десятилетия, слившись с политикой, очень существенно на нее влияет.

Потому и выходить из кризиса так тяжело и дорого, учитывая нежелание политиков осуществлять массовые, но оправданные и вполне заслуженные банкротства. Масштабы слишком велики. Социальные последствия будут слишком тяжелыми. Кроме того, если попытаться заставить бизнес заплатить за его безответственность и обман населения, то, будучи загнан в угол, он может начать задавать политическому истеблишменту неудобные вопросы. Например, кто подавал бизнесу пример цинизма и двуличия? Кто превратил мировую политику в международную торговлю принципами? Кто демонстрировал невменяемую самоуверенность? Кто не понял смысла окончания «холодной войны»? И так далее и тому подобное.

Поэтому решили платить и далеко с вопросами не заходить. И хотя благодаря вбросу в экономику огромных денег ситуация нормализовалась, все фундаментальные проблемы и пороки сохраняются. Болезнь, т. е. кризис системы стимулов и ограничений в экономической жизни, таким путем вылечить невозможно – можно только снять симптомы, да и то ненадолго. Инвесторы и все остальные участники мировой экономической игры чувствуют недосказанность, и доверие не появляется.

С другой стороны, и граждане, чья требовательность в конечном счете является единственной гарантией сохранения общего направления и уровня политики, к сожалению, проявляют все большее безразличие. Несмотря на бурную деятельность групп активистов, организующих в том числе и массовые гражданские акции протеста, в целом происходит заметное снижение политической активности общества. В результате опаснейший процесс углубления неадекватности политики и принципов управления экономикой реалиям нового века, увы, продолжается.