В противоположность этим двум категориям людей, у которых потребность в идоле является перманентной и явной, есть и другие, у которых эта потребность становится явной только в случае возникновения новых условий. В норме, когда все идет хорошо, когда люди удовлетворены {045} условиями своего бытия, работой и доходом, когда они не сомневаются в своей идентичности, играя роль, назначенную им обществом, когда у них есть надежда подняться по иерархической лестнице и так далее, потребность в идоле остается латентной. Но когда это равновесие относительной удовлетворенности нарушается внезапными травмирующими обстоятельствами, латентная потребность становится явной. В социальных отношениях такие травмирующие обстоятельства включают, например, тяжелый экономический кризис, приводящий к массовой безработице, катастрофическую инфляцию, нарушение стабильности (например, кризис 1929 года, который в Германии привел к восхождению Гитлера) и войну. (Поговорка «Нет альтернативы окопам», родившаяся во время Первой мировой войны, как раз отражает такое изменение.) На индивидуальном уровне таким событием могут стать тяжелая болезнь, финансовые неурядицы или смерть близких людей.
Однако такие травмирующие события не являются единственными причинами пробуждения дремавшей потребности в идоле. Очень часто это спящее устремление пробуждается, когда кто-то, подходящий на роль идола, входит в частную жизнь индивида и активирует в нем «идолопоклонническую страсть». Такое может происходить различными путями: этот человек может быть необыкновенно добрым или выражать готовность прийти на помощь, провоцируя таким образом жажду идола; он также может быть строгим и угрожающим, обращаясь с индивидом, как с ребенком. Последнее производит такой же травмирующий эффект, как и сочетание двух предыдущих факторов.
Наиболее часто наблюдаемым примером мобилизации «идолопоклоннической страсти» является феномен «переноса». Фрейд открыл, что у пациентов часто развивается сильное чувство зависимости, благоговение или любовь к нему в ходе психоаналитического лечения. С тех пор этот феномен описали почти все психоаналитики. На самом деле перенос является одним из наиболее очевидных и {046}, одновременно, наиболее загадочных феноменов, присущих психоанализу. Независимо от личных и профессиональных достоинств психоаналитика, многие пациенты не только идеализируют его, но и начинают испытывать глубокую привязанность, которую бывает очень трудно разорвать. Дружелюбно сказанное доброе слово может внушить человеку ощущение благополучия и счастья, а отсутствие дружеской улыбки по причинам, абсолютно не связанным с пациентом, может вызвать у него ощущение несчастья или тревоги. Часто кажется, что ни один человек из окружения пациента не может влиять на него в той же мере, что и психоаналитик. То, что это влияние не имеет ничего общего с половым влечением, доказано тем фактом, что оно существует независимо от половой принадлежности психоаналитика и пациента. (Однако в тех случаях, когда психоаналитик и пациент принадлежат к противоположным полам, «любовь» к аналитику приобретает сексуальные обертоны, поскольку прочные аффективные узы часто пробуждают половое влечение у людей противоположного пола и подходящего возраста.)
Несмотря на то что перенос является феноменом, регулярно возникающим в психоаналитической практике, интенсивность переноса зависит от ряда условий. Одно из таких условий – тяжелый невроз (или пограничный психоз), особенно если процесс индивидуализации пациента протекает замедленно, что способствует возникновению в потребности «симбиоза». Но интенсивный перенос не обязательно является симптомом тяжелого ментального расстройства. Он часто возникает в случаях и относительно легких расстройств. В этих случаях часто вступает в действие другой фактор, а именно имитация «детскости» пациента, производимая способом проведения сеанса классического психоанализа, в ходе которого пациент лежит на кушетке, а аналитик сидит у его изголовья, не отвечая на прямые вопросы, и лишь время от времени высказывает свои «толкования». В этой ситуации пациент, подобно маленькому ребенку, чувствует свою беспомощность; в таких условиях в нем просыпается стремление к привязанности к идолу {047}.