Ревизия психоанализа

Недавно вышедшая книга мемуаров А. Шпеера «Третий рейх изнутри» дает обильный материал о природе этого «переноса». Шпеер был искренне «влюблен» в Гитлера до самой его смерти. Даже когда в последние годы его начали одолевать сомнения и несмотря на то, что он противодействовал приказам Гитлера о разрушении всего и вся в Германии перед оставлением ее территории врагу (Шпеер, очевидно, был жизнелюбом, а не некрофилом {050}, как Гитлер), Гитлер сохранил для Шпеера свою ауру идола. Даже в самом конце, когда Гитлер был уже болен и немощен, Шпеер сохранил свое обожание. Между тем из автобиографии Шпеера отчетливо следует, что его отношения с отцом не были пропитаны ни избыточной любовью, ни чрезмерным страхом.

Все эти рассуждения никоим образом не подрывают ни концепцию Фрейда о переносе, ни ее огромное значение. Эти рассуждения просто ведут к более широкому определению. Феномен переноса надо понимать как выражение того факта, что большинство людей подсознательно воспринимают себя детьми и, следовательно, жаждут иметь могущественную фигуру, которой они могли бы доверять, на которую могли бы уповать и которой могли бы покориться. На самом деле такова суть того, на что указывал Фрейд в «Будущем одной иллюзии» (1927c). Единственная разница между представленной в настоящей книге точкой зрения и классическим взглядом заключается в идее о том, что это стремление не непременно – и не исключительно – является повторением детского переживания, но, скорее, является частью «условия человека», «conditio humana».

Понимание переноса в психоаналитической ситуации, таким образом, затемняется, если сосредоточиться исключительно на отношении к матери и отцу, а не рассматривать его неотъемлемым признаком человека, который пробуждается определенными более поздними (острыми или хроническими нарушениями) и остается зависимым от структуры целостного характера человека. Представляется, что Фрейд – под влиянием ранних клинических интерпретаций и, позднее, из-за принятия идеи о «навязчивости повторения» – не расширил свою концепцию переноса и не приложил ее к некоторым широко распространенным феноменам человеческого поведения. Здесь, как это часто происходило с фрейдистскими концепциями, они имели бы даже бо́льшую значимость, чем та, которую он сам им приписывал, если бы их удалось освободить от наложенных самим Фрейдом ограничений, обусловленных теоретическими исходными допущениями, сделанными в ранних клинических работах.

Я не имею намерения говорить, что потребность в идолах является фиксированным и непреодолимым свойством человеческой природы. На самом деле я говорил о «большинстве» людей и о свидетельствах, заимствованных из «прошлой {052} или современной истории». Однако всегда были исключительные индивиды, которые, по всей видимости, были свободны от тяги к идолам. Кроме того, можно встретить индивидов, у которых «страсть к идолопоклонничеству» хотя и присутствует, но выражена слабее, чем у среднего человека.

д) Преодоление фиксации на идолах

Следовательно, надо ответить на вопрос о том, какие условия необходимы для отсутствия (относительного) потребности в идолах.

Наблюдения, сделанные мною за то долгое время, что я размышлял об этой проблеме, привели меня к следующему выводу: ощущение бессилия и, отсюда, потребность в идолах становится менее выраженной в той степени, в какой человек способен поставить свое бытие в зависимость от своих собственных активных усилий; чем сильнее развивает он силы любви и разума, тем больше приобретает чувства идентичности, не опосредованной его социальной ролью, но коренящейся в аутентичности его самости; чем больше он может дать и чем теснее он связан с другими, не теряя при этом своей свободы и цельности, чем больше он осведомлен о своем подсознании, тем менее чуждым становится ему человеческое в нем самом и в других.