Ревизия психоанализа

Здесь я хочу вкратце упомянуть одно направление исследований, каковое, на мой взгляд, может стать плодотворным, а именно – концепцию «социального фильтра» (Fromm, 1960a), которая позволяет определить, какие переживания имеют возможность проникать в сознание. Этот «фильтр», состоящий из языка, логики и нравов (запрещенных или разрешенных идей и побуждений), имеет социальную природу. Этот фильтр специфичен для каждой культуры и определяет «социальное бессознательное», которое, в свою очередь, защищено от проникновения в сознание, потому что подавление определенных побуждений и идей играет реальную и важную роль в функционировании общества. Отсюда следует, что весь культурный аппарат служит цели сохранения неприкосновенности социального бессознательного. Представляется, что индивидуальное подавление, обусловленное личным опытом индивида, является, в сравнении, маргинальным, и более того – индивидуальные факторы действуют более эффективно, если они действуют в том же направлении, что и факторы социальные. Каковы бы ни были достоинства этой концепции, требуются большие усилия для того, чтобы создать более адекватную теорию социального бессознательного и его отношения к индивидуальному бессознательному. (Едва ли есть необходимость повторять, что термин социальное бессознательное в том смысле, в каком он здесь употребляется, не имеет ничего общего с коллективным бессознательным Юнга {057}, ибо первое взаимодействует с социальной структурой, а второе – с архаичными устремлениями, общими для всех людей.)

То же самое сохраняет свою справедливость для другой цепи рассуждений, которую я обсуждал в «Забытом языке» (Fromm, 1951a). Я отстаиваю тот взгляд, согласно которому концепции сознательного и бессознательного являются, строго говоря, относительными. То, что мы обычно называем «сознательным», является состоянием психики, определяемым нашей потребностью управлять природой ради выживания и, в более узком смысле, ради материального производства, направленного на удовлетворение потребностей, возникших в ходе исторического процесса. Но мы живем не только для того, чтобы заботиться о своих биологических потребностях и для защиты от опасности. Во сне и, реже, в других состояниях, таких, как медитация, экстаз, или под действием психотропных веществ, мы освобождаемся от бремени заботы о выживании; в этих условиях могут функционировать другие системы сознания, находясь в которых мы воспринимаем себя и мир абсолютно субъективно и личностно, не подвергая сознание цензуре в интересах мышления, направленного на выживание. Этот способ восприятия является осознанным, например во сне. Когда мы спим, субъективный опыт является осознанным, а объективный – неосознанным, а когда мы просыпаемся, эти опыты меняются местами.

Поскольку жизнь человека посвящена главным образом борьбе за существование, сознание считается присущим исключительно целенаправленному состоянию бытия. Полная свобода от внешних обязательств, с другой стороны, рассматривается как функция бессознательного. В самом деле, сознание и подсознание являются абсолютно разными способами осуществления логики и опыта в зависимости от двух модусов бытия и действия. Только с точки зрения здравого смысла – то есть мышления, соотнесенного с практическими действиями, – подсознательные процессы представляются архаичными, иррациональными, карающими. С точки же зрения свободы они не менее рациональны и структурированы, нежели процессы осознаваемые {058}.

Изучая эту проблему глубже, можно прийти, как мне думается, к критической оценке концепций Фрейда о «первичных» и «вторичных» процессах и традиционного психоаналитического исследования художественного творческого процесса, поскольку этот последний зиждется на этих концепциях. (К сожалению, классический психоанализ не преуспел в создании психоаналитической теории искусства именно из-за концепции «первичного» процесса, который происходит в подсознании и по самой своей природе является процессом архаичным и не структурированным и имеющим место в «Оно». На основании этого допущения язык искусства не может быть понят таким, каков он есть: это другой язык со своей собственной логикой и структурой.)

Будет, однако, возможно показать, что состояния сознания и подсознания определяются (1) социально-экономическими факторами и (2) что строгий водораздел между сознательным и бессознательным не обязательно проходит в индивидуальных или культурных сочетаниях, не связанных с интересами материального производства. Когда изменяется баланс между двумя состояниями бытия, их внутренний антагонизм, возможно, исчезает; как следствие, появляется возможность говорить о двух состояниях сознания, каждое из которых обладает своей структурой и логикой, а также о возможности стирания границ между ними.