В каком смысле садизм является «духовным» ответом на экзистенциальную проблему человека? Целью всего садистского устремления является контроль, абсолютный контроль, всемогущество. Это решение не похоже на регрессию к животному состоянию или приему наркотиков, которые притупляют сознание и являются, следовательно, источником устранения экзистенциальной дихотомии. Ощущая всемогущество, человек устраняет и другую экзистенциальную дихотомию. Человек разрывает свою ограниченность, ограниченность своего реального бытия, уничтожая чувство бессилия, присущее его существованию. Человек, обладающий живым умом и фантазией, может воображать себя сильным, чувствовать свою власть над всем и быть «хозяином своей судьбы», но он не в состоянии на самом деле не переживать свою беспомощность и бессилие перед многими обстоятельствами и, в конце концов, перед лицом смерти. Эта дихотомия между видимостью силы и бессилием может быть разрешена в фантастическом представлении о собственном всемогуществе. Садист, который с помощью различных садистских приемов достигает ощущения контроля, выходит за пределы условий человеческого бытия, ломает экзистенциальные ограничения. В экстатическом состоянии ощущения собственной силы человек перестает быть человеком, он превращается в Бога. Может быть, всего на мгновение, на час, на один день – но {106} надежда на это переживание и само переживание стоят всех страданий и даже смерти. Не учитывая «духовный» смысл садизма и удовлетворяясь отношением к нему как к парциальному компоненту полового влечения и как к психологической аберрации, мы никогда не поймем его глубины, интенсивности и универсальности.
Виды садизма различаются в зависимости от того, имеет ли садист власть в реальной жизни. Средний человек относительно бессилен: раб в большей степени, чем крепостной, крепостной в большей степени, чем бюргер, рабочий девятнадцатого века в большей степени, чем его коллега в двадцатом веке, гражданин диктаторского государства – в большей степени, чем гражданин государства демократического. Однако все зависят от обстоятельств, созданных не ими, и от людей, выбранных не ими (в демократических странах это тоже так, потому что они на самом деле не «знают» своих представителей и «выбрали» их под влиянием интенсивного промывания мозгов телевидением и другими средствами массовой «коммуникации»). В той степени, в какой человек располагает какой-то властью и может проявить ее в осмысленном поступке, его чувство беспомощности ослабевает до приемлемого уровня; действительно, мы обнаруживаем намного меньше садизма в среде культурно и экономически благополучных классов, чем в менее развитых классах, например в нижнем слое среднего класса (ср.: Fromm, 1941a, pp.207–239).
Человек, получающий недостаточное материальное и культурное удовлетворение в реальной жизни, человек, практически беспомощный перед лицом высшей власти, сильно страдает от своего бессилия. Для него садистское разрешение проблемы является способом преодоления бессилия; по сути, это единственно возможная для него форма личного освобождения, если он не в состоянии принять участие в конструктивном изменении своего положения, чему, однако, и не в последнюю очередь, препятствует его садизм. Но это обездоленное человеческое существо, которое является и чувствует себя как Господин Никто {107}, может ощущать себя верховным властителем, когда в составе разъяренной, чинящей самосуд толпы участвует в акте запугивания, унижения, а иногда и убийства своей жертвы. Точно так же простой солдат армии-завоевательницы становится Богом, когда в экстазе насилия и грабежа возносится над своим социальным и человеческим бытием.
На другом краю шкалы находится индивид, который в действительности обладает такой властью, что испытывает искушение выйти за пределы своего человеческого статуса и провозгласить себя Богом. Политический лидер, наделенный абсолютной властью, такой, как Сталин или Гитлер, практически обречен впасть в соблазн абсолютной власти. Камю блестяще описал этот феномен в пьесе «Калигула». Положение абсолютного владычества дает Калигуле власть над всеми – над телами, душами, честью и стыдом всех и каждого. Ощутив вкус неограниченной власти, он уже не способен выносить экзистенциальное бессилие, которое все же ощущает; и в самом деле: осуществляя свою власть, он должен уничтожить все человеческие узы и оказывается в состоянии невыносимого одиночества и изоляции. Только фантазия всемогущества может спасти его от этой боли. Он уже готов потребовать и возжелать невозможного – «получить луну с неба». С этого момента он впадает в безумие. Но это безумие – не болезнь, это образ бытия, частная религия.