Ревизия психоанализа

Симпатии Фрейда, несомненно, были на стороне цивилизации и подавления. Но, подобно другим либеральным реформаторам, Фрейд считал, что сексуальное подавление зашло чересчур далеко и что если уменьшить подавление, то снизится и заболеваемость неврозами, причем без угрозы базовой структуре общества. Он был, кроме того, твердо уверен в неизбежном конфликте между инстинктивными потребностями и цивилизацией и нисколько не сомневался в ценности и необходимости существующих форм буржуазного общества. Таким образом, он был противником социализма, и это неприятие стало главной составляющей его враждебного отношения к В. Райху, который пытался соединить коммунистические идеи (приверженцем коих он был во время конфликта с Фрейдом, но позднее изменил свои взгляды) с радикальной теорией сексуального освобождения.

Кажется удивительной сама попытка превратить либерально и антисоциалистически настроенного Фрейда в революционера. Иногда Маркузе проводит различие между Фрейдом, которого поддерживает, и некоторыми утверждениями Фрейда, которые он критикует. В результате обсуждение этой темы становится довольно затруднительным. На самом деле Маркузе прибегает к достаточно шаткой аргументации. Он верно оценивает причины своего одобрения Фрейда, но в целом отводит Фрейду роль революционного мыслителя.

Как такое возможно? Насколько я могу судить, один ответ заключается в том, что Маркузе находится под сильным впечатлением «материализма» Фрейда. Маркузе считает инстинкты реальными и материальными человеческими потребностями, {114} а все – прочее рационализацией или идеологией. Но подобное объяснение едва ли может удовлетворить нас, поскольку Маркузе отлично понимал разницу между механистическим материализмом и «историческим материализмом» Маркса. Маркузе особо выделяет свое неприятие материализма первого типа.

В начале своей книги «Одномерный человек» (1964) Маркузе, как может показаться, возлагает все свои надежды на усовершенствование технологических процессов:

Технологические процессы механизации и стандартизации могут высвободить энергию индивида и направить ее в неизведанное царство свободы, избавленной от необходимости. Изменится сама структура человеческого бытия; индивид будет освобожден от работы, связанной с удовлетворением чуждых человеку потребностей и обеспечением чуждых возможностей. Индивид будет свободен и сможет самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Если аппарат производства будет организован так, что сможет удовлетворять жизненные потребности, управление этим аппаратом можно будет централизовать; такой контроль не будет препятствовать индивидуальной автономности, но, наоборот, только он и сделает ее возможной (Marcuse, 1964, p. 2).

Что же это такое – «неизведанное царство свободы, избавленной от необходимости»? Маркузе чрезвычайно смутно описывает, что он на самом деле имеет в виду. В «Эросе и цивилизации», перечисляя цели правильно устроенного общества, он приводит следующую цель: чтобы человек «мог умереть без тревоги», без боли и не раньше, чем «он захочет или будет должен умереть» (Marcuse, 1966, p. 235). Трудно воспринимать эти утверждения всерьез, потому что, во-первых (по психологическим причинам, обусловленным не социальным порядком, а наследственностью и конституцией), всегда найдутся люди, которые будут умирать раньше, чем им хотелось бы. Требование о том, чтобы человек умирал без боли, звучит очень странно в условиях цивилизации, в которой медицинское искусство делает все возможное для того, чтобы человек умирал, не испытывая боли {115}. Что же касается идеи о том, что человек имеет право покончить со своим существованием по собственному произволу, то с этим сегодня согласны многие и, более того, определенно нет никакой необходимости в фундаментальных общественных переменах, которые якобы могли бы облегчить добровольный уход человека из жизни. Статистика самоубийств показывает, что даже в современных условиях человек может без особых помех свести счеты с жизнью, если он действительно этого хочет.