Ревизия психоанализа

Та же критика остается справедливой и в отношении еще одного инфантильного устремления, которое, как утверждает Маркузе, должно быть заново активировано в свободном обществе, – в отношении нарциссизма. Маркузе пишет, что реактивация «полиморфной и нарциссической сексуальности перестанет быть угрозой культуре и сама сможет привести к новому культурному строительству, если организм перестанет быть орудием отчужденного труда, а станет субъектом самореализации – другими словами, если общественно-полезный труд явится одновременно {120} средством прозрачного удовлетворения индивидуальных потребностей» (1955/1966, p. 210). Хотя такие слова, как самореализация и прозрачного, звучат очень мило, трудно, однако, понять, что подразумевается под новой регрессией к нарциссизму, если термин имеет значение, имеющее хотя бы отдаленное отношение к его психологическому определению.

Маркузе не дает читателю объяснений, что он имеет в виду. Он предлагает свою собственную интерпретацию нарциссизма, и его использование термина нарциссический не соответствует значению, данному в теории Фрейда (1955/1966, p. 167). Это ясно и понятно. Но уже через несколько страниц Маркузе пытается круто изменить направление и предполагает, что сможет «найти какое-то подкрепление нашей интерпретации фрейдистской концепции первичного нарциссизма» (1955/1966, p. 167). Это вызывает удивление, поскольку собственная интерпретация Маркузе утверждает, что нарцисс «любит не только себя». Более того, если он антагонист Эроса и «если его эротическое отношение сродни смерти и несет с собой смерть, то отдых, сон и смерть не подлежат болезненному разделению и различению» (1955/1966, p. 167). Независимо от валидности и смысла этой интерпретации, она прямо противоположна фрейдистской концепции нарциссизма, согласно которой нарцисс любит только себя, и, конечно, противоречит поздней теории Фрейда, которая утверждает, что нарциссизм принадлежит Эросу, а отсюда, не обладает аффинностью к смерти, как об этом говорит Маркузе. Маркузе пытается спасти свое утверждение, ссылаясь на фрейдистскую концепцию первичного нарциссизма. Он также цитирует утверждение Фрейда об «океаническом чувстве», исключительно мистическом переживании, которое, как объясняет Фрейд, ощущается как регресс к самым ранним состояниям развития, до ощущения собственной индивидуальности или самости, каковые еще не развились. Опять-таки, как и в предыдущих случаях, Маркузе использует термины Фрейда, но либо придает им новое значение, либо лишает их специфического и подлинного значения {121}.

Сегодня стало обычной практикой делать акцент на теории либидо Фрейда, оставляя в тени его теорию характера. Таким образом эти «специалисты» выбрасывают за борт – или, точнее, не берут на борт – ту часть теории Фрейда, без которой невозможно правильно понять целое; кроме того, они отдаляют теорию от наблюдаемых личностных данных, чтобы «защитить» их от столкновения со своим собственным характером, особенно с его подсознательными аспектами. Таким образом, Фрейд оказывается урезанным до положения освободителя сексуальности, при этом замалчивается его роль первопроходца в области индивидуального бессознательного. Учитывая этот разрыв между реальным Фрейдом и философски «интерпретированным» Фрейдом, психоаналитик едва ли сможет удержаться от предположения, что главной причиной такого искажения является «активное нежелание» заниматься главными человеческими проблемами, которые представлены подсознательными аспектами характера и возникают в результате подавления. Эта форма сопротивления получает значительное подкрепление в методе Маркузе и других; во-первых, эти авторы занимаются только метапсихологией Фрейда, но не его клиническими находками; во-вторых, они по большей части игнорируют работы Фрейда, написанные до 1920 года, и сосредотачиваются главным образом на гипотезе Эроса и инстинкта смерти (а это исключительно метапсихологическая гипотеза, имеющая мало общего с клиническими фактами). Фрагменты более ранней гипотезы Фрейда переносят в общую картину, если эти фрагменты подходят новой философии психоанализа, но при этом пренебрегают полным знанием теории и пониманием клинических данных Фрейда и теорий, построенных на этих данных. Маркузе просто заявляет, что клинические проблемы неинтересны, поскольку являются чисто техническими проблемами. Я считаю, что это методологическая ошибка, если принять во внимание природу теорий Фрейда, возникших на почве эмпирического наблюдения. Это то же самое, что обсуждать экономические теории Маркса и говорить, что нет необходимости в знании экономических реалий {122} для того, чтобы понять Маркса и радикально изменить его теории.