На основании клинических, а также социально-психологических данных я пришел к выводу о том, что садизм является формой интенсивной личной соотнесенности, в рамках которой садист должен взять власть над другим человеком, чтобы сохранить свою личностную цельность. Короче говоря, садизм предусматривает «симбиотические» отношения. Садисту желателен и нужен другой человек для страсти, но не для любви в том смысле, в каком мы употребляем это слово в обыденной жизни. Он эгоистически, по-садистски привязан к другому человеку, и именно по этой причине садизм, как и иные формы интенсивной привязанности, легко возбуждает генитальную сексуальность и смешивается с ней {111}.
IV
Мнимый радикализм Герберта Маркузе
Я чувствую необходимость отдельно проанализировать сочинения Г. Маркузе по двум причинам: во-первых, его позиция противоположна позиции, представленной в моих книгах, хотя в некоторых отношениях у него наблюдается сходство с критическими мыслями, изложенными не только в моих ранних работах, написанных в начале тридцатых годов, но и в «Бегстве от свободы» (1941а), и в следующих книгах. Я считаю, что обсуждение – пусть даже краткое – некоторых выдвинутых Гербертом Маркузе теорий поможет прояснить позицию, которую я отстаиваю в настоящей книге.
Вторая, и более веская причина заключается в том, что позиция Маркузе, вследствие неверной трактовки взглядов Фрейда и Маркса, а также его путаное и противоречивое научное мышление могут смутить многих читателей, в особенности левых радикалов. Я уверен, что это опасно. Отказываясь от критического рационального подхода, радикальное мышление перестает быть «радикальным» (то есть «доходящим до корней»), приобретает авантюрные черты и может привести к иррациональным действиям. Более того – новые левые, как и большинство современной молодежи, не слишком хорошо знакомы с литературой прошлых лет. Читая искаженного Фрейда или Маркса {112}, они не смогут установить связь с гуманистической и революционной традицией.
1. Как Маркузе понимает Фрейда
Мне не хочется обвинять такого умного и эрудированного человека, как Маркузе, написавшего блестящую и глубокую книгу «Разум и революция» (1941), в неверной трактовке произведений, которые он обсуждает. Поскольку я уверен, что эти искажения не являются преднамеренными, я вынужден предположить, что у него были какие-то мощные личные установки, в силу которых он не заметил абсурдности того, что написал в «Эросе и цивилизации» (1955/1966) и «Одномерном человеке» (1964). Я приведу его аргументы и попытаюсь ответить на них на следующих страницах.
Прежде чем приступить к критике представлений Маркузе о теориях Фрейда, я должен указать на одну слабость, о которой упоминает сам Маркузе, недостаточно осознавая ее последствия. Маркузе заявляет, что разбирает лишь теории Фрейда, поскольку незнаком с клиническими приложениями психоанализа и не компетентен в них. Эта «философия» психоанализа, оторванная от клинического знания, олицетворяет подход, в большой степени подрывающий возможность понимания психоаналитической теории. Вырванные из клинического контекста данные Фрейда превращаются в абстрактные теории, и таким образом теряется возможность оценки реального значения теорий Фрейда, которые основаны именно на клинических наблюдениях.
Основная ошибка в трактовке Гербертом Маркузе положений Фрейда заключается в попытке толковать Фрейда как революционного мыслителя. До Первой мировой войны Фрейд был типичным представителем буржуазии девятнадцатого века, механистическим материалистом и оптимистичным либеральным реформатором, но после войны отчаялся увидеть какие-либо социальные перемены к лучшему. В своей работе «Болезнь культуры» (1930а) он {113} выразил негативное отношение к социалистическим и революционным целям, выразил отчетливо и однозначно. Однако корни и истоки этого отношения можно найти в его более ранних работах. Он полагал, что цивилизация основана на подавлении инстинктивного полового влечения, что она сама [цивилизация] является результатом сублимации, непременным условием возникновения которой и является подавление.
Соответственно, Фрейд был убежден, что в этой ситуации человек сталкивается со следующей альтернативой: либо никакого подавления, но и никакой цивилизации, либо подавление и цивилизация, платой за которую во многих случаях становятся неврозы.