Ревнитель веры (СИ)

— Позволишь сделать парочку комментариев к твоему рассказу, мэтр Лют? — скучающе спросил спустя некоторое время Этьен. Лют взглянул на него изумленно, но тут же отвернулся, кратко улыбнувшись.

— Разумеется.

Опустив голову так, чтобы никто не смог увидеть его ухмылку, Этьен выдерживал паузу до тех пор, пока не убедился, что каждый из присутствующих поглощен желанием услышать, что же он хочет сказать. Пока не выждал такое состояние духа у всех собравшихся, которое не давило на его собственную неуверенность еще сильнее.

— Мне искренне интересно, — выдохнул наконец он, — веришь ли ты сам во все то, что говоришь. Ты сказал, что первостепенная ваша задача — сохранить в эти смутные времена веру в Эотаса, пронести ее дальше несмотря на то, что главный ее источник оказался убит на мосту Эвон Девр. И вот не кажется тебе, мэтр Лют, что идея эта попахивает абсурдом?

Возмущение, пока еще мягкое, не стремящееся взорвать ему голову, мгновенно проникло в Этьена, обдало его изнутри удушливым жаром. Настороженное выражение лица Люта не изменилось.

— Позволишь узнать, почему ты так считаешь? — деликатно спросил он, глядя Этьену в глаза.

— Потому что мертвый бог ничем не сможет вам сейчас помочь, — невозмутимо отозвался Этьен. — Я, разумеется, не имею в виду никакую буквальную помощь — действительно мертв сейчас Эотас или нет, он в любом случае не имеет теперь на нас какие-то существенные способы влияния. Я говорю о том, что вера, которая так бездумно хватается за прошлое, не сможет оказать на людей никакого эффекта, кроме деморализации.

Эотасианцы молчали, но он явственно ощущал, как постепенно набухает в них недовольство. Один лишь Лют, казалось, оставался мертвенно спокоен.

— Я не согласен с тобой, — неодобрительно взмахнул рукой он. — Без прошлого нет и не может быть ни настоящего, ни будущего. Оно — единственный доступный нам источник, из которого мы можем сейчас черпать силы для того, чтобы среди нас не начал разрастаться упадок морали. И воли к жизни.

— Ошибаешься, — покачал головой Этьен. — Конечно, не могу не признать, что взгляд в прошлое порой необходим, чтобы не повторять совершенных в нем ошибок. Но вы обращены к прошлому и только к прошлому; вы не приемлите ничего иного, и это неприятие медленно убивает вас. Эотасово солнце взорвалось и обожгло всех, кто когда-то к нему тянулся, но вы игнорируете это, потому что так вам удобнее, и уперто не замечаете, как искры на затухающем пепелище продолжают опалять ваши души.

Возмущение медленно разрасталось с каждым брошенным им словом, все глубже проникая ему в нутро. Берас тоже чувствовал это: подняв голову, он, ощерившись, застриг ушами.

— Ересь, — тяжело выдохнул, выдержав паузу, Лют. — Эотас умер, принеся тем самым ради всех нас великую жертву. Кто мы такие, чтобы осмелиться о ней забыть, чтобы отвернуться от нее и сделать вид, что ничего не было? И как смеешь ты, нося на себе эотасовы символы, призывать нас к подобному?

— Потому что нет толка в вере, которая больше не внушает надежду, — процедил Этьен, сжав в кулаке ткань туники на груди. — Настоящее, которое Эотас после себя оставил, уничтожит вас всех, если вы так уперто продолжите хвататься за то, чему в нем уже не может быть места. Своим помешательством вы исковеркали саму суть Эотаса, извратили его до тщеславного монстра, который кормится теперь лишь людскими страданиями. Или вы действительно думаете, что Эотас, бог рассвета и искупления, взаправду хотел, чтобы остатки веры в него вас убили? Неужто вы и правда считаете, что все то, что творится с эотасианцами сейчас — ничто иное, как его божественная воля?

Воздух вокруг Этьена на короткий миг схлопнулся; в ушах у него зазвенело. Берас шумно рычал, переводя взгляд от одного эотасианца к другому.

Этьен ощутил в себе пламя. А затем, словно бы во сне, услышал голоса. Целый рой голосов.

«Убирайся. Уходи прочь. Я не желаю этого слышать. Никто не желает.»

«Тебе нет места здесь, если ты не принимаешь нашу веру. Если считаешь, что мы не правы лишь потому, что не позволяем себе забыть.»

В глазах у него поплыло; сердце учащенно забилось, ладони вспотели.

Нет. Он не мог оказаться там вновь. Ведь всего секунду назад все было реально…

«Эотас не забудет тебе этого. Он не будет выводить к свету того, кто погряз в своем грехе так глубоко. Того, кто осмелился утаскивать за собой во тьму других.»

«Эотас не простит тебе эти слова. Эотас не сможет простить того, кто не раскаивается. Того, кто так слепо уверен в своей правоте.»

Этьен встал, не ощущая под ногами земли. Сделал несколько шагов по направлению к лестнице, но тут же почувствовал, как гонимый им прочь огонь всколыхнулся в нем с новой силой.

«Ты никогда не будешь прощен.»

«Никогда.»

Этьен явственно ощутил, как его желудок начинает выворачиваться наизнанку. Он согнулся, чувствуя, что не может больше терпеть, что это пламя, пламя чужой злости, слепой и яростной, вот-вот разорвет его изнутри, что лишь секунды остаются до того, как он сгорит окончательно…

…но вдруг ощутил, как чья-то твердая рука схватила его за плечо.