— Понял, понял. Можешь перестать.
Пошли дальше. Поля вокруг надрывно гудели под натиском ветра; с каждой новой секундой света на них падало все меньше. Рено молчал, а Этьен в очередной раз вспоминал причины, по которым он терпеть не мог подобного неловкого молчания. Комфортно молчать можно было в компании людей, в которых он мог быть уверен — в обществе тех, чью мотивацию Этьен понимал хотя бы отдаленно. Или же хотя бы тех, чьи эмоции не пытались так бессовестно лезть ему в голову. Рено не вписывался ни в одну из перечисленных категорий. Поэтому молчать с ним было попросту мучительно.
— Меня вот что удивляет, — раздраженно пробурчал Этьен. — Ты ведь наверняка видел эту дурную заваруху в таверне. Явно сумел понять, что я - не тот тип, путешествия с кем могут тебе гарантировать безопасность. Но все равно за мной пошел.
Рено опустил голову, напряженно закусив губу, и нерешительно дотронулся до своего медальона. Несколько шагов они сделали в молчании. Внутри Этьен стонал.
— Я не знаю, — сдался наконец Рено, беспокойно теребя медальон. — Это было страшно. То, что ты сделал в таверне. Но мне до этого было еще страшнее.
На минуту он умолк.
— У меня от семьи никого не осталось. Мать давным-давно в Колесо отошла, а отец как на войну пошел, так и не возвратился. А в Эотаса в деревне, считай, только я один и верю. Все остальные - в Бераса. — Рено вновь закусил нижнюю губу. — До меня всегда по большому счету дела никому не было. Я в поле работал, никому не мешал, ни с кем никогда не ссорился. А потом к нам пришел парень один из города и рассказал про Эвон Девр и Молот Бога, и… Я не знаю. Все на меня как будто по-другому смотреть начали, с каким-то укором, что ли, с презрением… С ненавистью даже. Меня отцовский знакомец, у которого я работал, дважды пытался прогнать, так зло безбожником называл… Мне свечи на ночь боязно было гасить. А потом ты явился, и после этой заварухи в таверне…
Этьен резко остановился, выставил перед собой руку в немой просьбе перестать. Чужая боль, девственно чистая и ничем не помутненная, наваливалась на него с такой силой, что Этьен едва не давился собственным дыханием.
— Я понимаю, — сказал он, тряхнув головой. — Но ты сам себя обманываешь, думая, что я чем-то тебе помогу.
Рено опустил взгляд, но все равно понимающе улыбнулся. Улыбка его вышла настолько вымученной, что смотреть было тошно. Иглы чужого разочарования резко укололи Этьена прямо в грудь. Нет, он не хотел рушить его ожидания. Да, ему жаль. Катись все это в Хель, он ведь именно потому, что сочувствует, все это сейчас и говорит! Этьен сплюнул, раздраженно зажав пальцами виски. Попытался вслушаться в нарастающий гул ветра, прочувствовать запах окружающих его полей… Не помогло.
— Да боги милостивые… Не прогоняю я тебя, — вздохнул Этьен. Волна смятения в чужом сознании резко спала. — Я пытаюсь сказать, что у меня нет ответов на все твои долбанные вопросы. Так что в ближайшем городе тебе придется найти жреца получше.
Изнутри его ласково облизали лучи чужого облегчения. Несколько мгновений Рено блаженно улыбался, глядя куда-то в сторону, а затем вдруг посмотрел прямо на Этьена. Глаза у него хитро блестели. Этьен нахмурился.
— О нет, перестань. — Он раздраженно помахал рукой у себя перед носом, словно бы пытаясь отогнать от лица назойливое насекомое. — Я не то хотел сказать. Я не жрец.
Рено усмехнулся.
— Нет, жрец, — добродушно прищурился он. — Не-жрец сразу бы отобрал у меня еду и смылся. Или бы просто прогнал.
Этьен вызывающе ухмыльнулся, упершись руками в бока.
— Не жрец я никакой, несчастный ты самоубийца, — уверенно повторил он. Рено улыбнулся шире.
— Еще какой жрец.
— Да ты идиотск… самоубийца!
— Жрец!
— Жалкий самоубийца!
— Жрец… блудливый!
Этьен возмущенно разинул рот.
— Блудливых жрецов не бывает!
— Еще как бывают! — Рено явно едва сдерживался от того, чтобы не засмеяться. — На тебя вот посмотришь, и никаких сомнений не останется!
Этьен умолк на пару мгновений, едва дыша от возмущения, и указал пальцем на затянутое облаками небо.
— Если не заткнешься, из солнца сейчас вылезет оскорбленный Эотас и обрушится на тебя всем своим божественным гневом, эдакий ты засранец!
Рено, откинув голову назад, громко расхохотался. Этьен отвернулся, стараясь спрятать свою улыбку. Тепло чужой души мягко плескалось у него внутри, и он больше не стремился его блокировать. Потому что эмоция Рено была искренней. И очень, очень приятной.
Поля вокруг вдруг шумно всколыхнулись, взволнованные ветром, и в следующее же мгновение с неба на них обрушился дождь. Этьен, заслонив рукой голову, вздохнул.
— А ведь я говорил.
Рено в ответ лишь добродушно усмехнулся.
Дождь, впрочем, шел совсем недолго. Обильно обдав землю влагой, уже спустя полчаса он пропал так же резко, как и появился. Рено, пусть и промокший, все еще казался веселым из-за их шутливой перебранки. Учитывая, сколько радости вызвало в нем столь незначительное событие, очевидным было, что все последнее время в жизни Рено выдалось намного менее счастливым. Или же он просто был крайне эксцентричным идиотом.