Ревнитель веры (СИ)

В колосьях где-то поодаль беспокойно стрекотали сверчки; редко кричали пролетающие в вышине птицы. Из-за рваной вуали облаков выползла на небо, окруженная свитой многочисленных звезд, светлоликая Белафа, озарив собой и равнины, и крохотный привал Рено и Этьена. Наступившая ночь была теплой и ясной настолько, что, казалось, в костре сейчас не было никакой нужды.

— Я вот спросить хотел, — начал вдруг Рено, не отводя глаз от луны. — Почему ты оружия с собой не носишь?

Этьен, передав ему бутылку, гордо улыбнулся, выпрямился и закинул ногу на ногу.

— А ты еще не понял? — спросил он, прищурившись. — Я — сайфер!

Рено непонимающе поморщился.

— Кто?

— Деревенщина невежественная, — пробурчал Этьен себе под нос, скрестив руки на груди. — Сайфер же, говорю. В головы людям залезать умею, все в таком духе.

Рено, запрокинувший голову для очередного глотка, едва не поперхнулся.

— И ты что ж, — недоверчиво проговорил он, отставив в сторону бутылку, — даже мысли читать умеешь?

— Ну… Это долгая история.

Сочувственно улыбнувшись, Рено вскинул бровь.

— А какой же от тебя тогда толк?

— Дремучая ты все-таки деревенщина! — раздраженно фыркнул Этьен. — Между прочим я, если захочу, могу тебя заставить думать, будто бы я — Святой, мать его так, Вайдвен! А потом приказать ползать предо мной на коленях и сапоги мне вылизывать.

Рено коротко рассмеялся.

— Вряд ли кто-нибудь сейчас стал бы слушаться такого приказа. Но суть я уловил.

Этьен вздохнул. Небо над ними разгладилось, умолкли спустя время сверчки, утихомирился ветер. В гробовом молчании сверху на них глядела Белафа.

— Этьен?..

— Чего?

Рено медленно потянулся к своему медальону, но на полпути рука у него вдруг дрогнула и безвольно опустилась.

— На кой ляд ты пришел в нашу деревню? — неуверенно спросил он. — Зачем пытался проповедовать тем, кому это было не нужно?

Некоторое время Этьен смотрел на Рено, собираясь с мыслями, затем быстро отвел взгляд. Чуть приподнявшись, он потянулся к приставленной к одному из пней бутылке и неловко схватил ее.

— Ради таких дебилов, как ты, — выдохнул наконец Этьен, вглядываясь в дно бутыли. Блаксон кончился.

— Я не понимаю.

Этьен нарочито медленно отставил пустую бутылку в сторону, затем, отвернувшись, выпрямился и глубоко вдохнул.

— Дирвуд, в конце концов, оказался первым государством, которому удалось убить бога, — начал он, все так же глядя в сторону. — Хель вас всех забери, мне бы было откровенно наплевать на все это, если б вы грохнули какого угодно другого бога. Но вы взорвали, задави вас Колесо, Эотаса.

Где-то в вышине пронзительно закричала птица.

— И вот убили вы бога, — невозмутимо продолжал Этьен, закинув ногу на ногу, — но вам этого оказалось недостаточно. Вы вдруг решили, что всякая память о нем вас до глубины души оскорбляет. Что каждый его последователь, какие бы благородные цели он ни преследовал, должен немедленно умереть. Причем умирать он обязан очень мучительно и желательно очень долго — так, чтобы, видимо, у самого Скейна поджилки затряслись.

Рено не комментировал, молча глядя на огонь. На беспокойно трепыхающееся пламя слетались десятки насекомых, но ни он, ни Этьен не стремились их отгонять.

— Казалось бы — у кого после такого появится желание продолжать в Эотаса верить? У кого хватит глупости продолжать выкрикивать бредни о том, что их вездесущий бог сдохнуть не может, что он все равно всех бескорыстно любит и что мы в любом случае должны покаяться и принять его очищающую зарю? — Этьен сплюнул. — Здравомыслие мне подсказывало, что ни у кого. Но Дирвуд, сука, в очередной раз меня удивил.

Огонь подрагивал перед ними в нерешительном танце, сверкая тянущимися кверху всполохами искр. Подобно этим же искрам, постепенно разгорался в душе у Этьена огонь чужой злобы.

— Не подумай, я не считаю дирвудских эотасианцев однозначными и пропащими идиотами, — улыбнулся он, сощурившись. — Вы, наоборот, невероятно меня интересуете. Мне искренне любопытно, до какой степени нужно лишиться рассудка, чтобы продолжать бить поклоны этому… чудовищу после всех выходок Вайдвена.

Этьен явственно почувствовал, как сильно Рено захотелось сейчас вскочить. Как его вмиг охватило желание крикнуть что-нибудь до дрожи оскорбительное, а еще лучше — вмазать проклятому богохульнику оплеуху, опрометью убежать прочь и никогда, никогда больше о нем не вспоминать. Но Рено не поддавался. Что-то внутри уперто его сдерживало.

Вот сейчас…

“…как он мог? Как он посмел скрывать это отношение так долго, как осмелился так открыто насмехаться над самим Эотасом? Сможет ли хоть однажды его душа очиститься? Сумеет ли он осознать, насколько ошибается?”

Нет. Недостаточно глубоко.

“…я ведь поверил ему. Всего лишь на миг, но поверил искренне — так, как верил до этого лишь одному человеку. А в итоге он оказался грешником намного худшим, чем даже я сам.

Эотас, если слышишь… Прости ему этот грех. Прости и помоги мне наставить…”

— Ой, перестань, — усмехнулся Этьен. — У Эотаса явно есть дела поважнее прощения такой до ужаса грешной души.

Рено недоуменно вскинул голову.