Ревнитель веры (СИ)

Дарел подошел к ним, уверенно запихивая меч обратно в ножны. Затем, закончив, взглянул на них и со вздохом вновь скрестил руки.

— Садись, чего уж.

Не отнимая рук от груди, Дарел тяжело бухнулся перед ними, не сводя при этом насмешливого взгляда с Рено. Тот, подтянув колени к груди, смотрел на него очень и очень зло.

— Теперь рассказывай.

— Чего рассказывать-то?

— Я вот тоже не понимаю, — вдруг хрипло сказал Рено. — Такой, как он, может только врать. Нам нельзя здесь вот так вот сидеть. Нужно идти на помощь.

— О-о, — усмехнулся Дарел, — с этим ничего не получится. Я это лично проконтролирую.

— Ну, теперь я хотя бы понял, зачем ты за нами уплелся. — Этьен выпрямился, уперся ладонями в скрещенные колени. — Тем не менее, ты должен объясниться.

— Никому я ничего не должен, — прыснул Дарел. — Я здесь только из-за своего желания. И говорить тоже буду только из-за него.

— Да сколько можно! — Рено едва не вскочил, но Этьен быстро утянул его обратно на землю. — Я не собираюсь сидеть здесь без дела и выслушивать бредни этого… этого… Убийцы! Нам нужно идти и спасать остальных!

— Уймись, Рено, — серьезно сказал Этьен. — Я ничего не собираюсь делать, пока мы не проясним ситуацию. И ты тоже.

— Хватит решать за меня!

— Уймись.

Рено опять попытался встать, грубо стараясь отпихнуть Этьена, но тут воздух неожиданно дрогнул. Рено тихо осел обратно.

— Опять эти сайферские штуковины, — поморщился Дарел.

— Прекрати. Лучше начинай уже рассказывать.

— Да пожалуйста. Тебе по сути или с начала?

— Давай уж с начала.

И Дарел, вздохнув, начал рассказывать.

— Давным-давно, еще в годы моего детства…

— Не с такого начала.

— Ой, уже и шутку пустить нельзя. — Дарел достал из-за пояса трубку, прикурился. — В общем… Да Воэдика с ним. В общем тут не получится.

Я состою на службе у местного эрла уже больше, дай-ка подумать… Ну, лет десяти — точно. Всякие у меня на службе годы были — плохие, хорошие, даже военные, — и всякие за эти годы со мной происходили ужасы. Некоторые, особливо недавние, мне и припоминать страшно. Тем не менее, что бы там со мной ни приключалось, стойким оставалось только одно: моя верность эрлу. Я хочу, чтобы вы двое понимали это предельно ясно, потому как дело это во всем приключившемся играет роль не последнюю.

В послевоенные времена, когда эотасианский вопрос стал перед Дирвудом ребром, эрлу понадобились люди, которые могли бы его порешить верно и, как бы сказать… Безболезненно. Поэтому он собрал отрядец и разослал его членов по разным уголкам владения. Особливость их работы была в том, что они были вольны сами решать, как и что делать — главной задачей стояла необходимость очистить владение от всех эотасианских задниц. И ваш верный слуга, будучи членом этого самого отряда, придумал свою, значит, стратегию, как это все провернуть. Но не сам и не сразу, конечно. В этом мне сильно подсобил знакомый вам мэтр Лют.

С Лютом мы познакомились в небольшой деревеньке, посреди которой стоял замечательный и известный во всем владении эотасианских храм. Лют был племянничком местного настоятеля. Особливо примечателен храм этот был тем, что хранилась в нем какая-то эотасова реликвия — и задачей моей там, на официальном, так скажем, уровне было ее изъятие в пользу эрловской казны.

Лютов дядя, настоятель Каин, человеком оказался ну очень уж набожным и в вопросах, так скажу, веры непреклонным. Когда разговор зашел об их храмовой реликвии, он вывалил передо мной какой-то несчастный камень и велел с ним убираться восвояси. Шутник херов. После я ходил к нему не раз и не два, был вежлив и мил, всеми силами пытался ему показать, что я ему не враг — но как об стенку горох. То же касалось и его племянничка. Когда я пришел к ним в последний раз, они и вовсе не пустили меня на порог. И тогда я уже начал угрожать.

Я этим не горжусь, честно вам скажу. Но дело есть дело, и иных способов его разрешить я тогда не выдумал. В сердцах, как последний довод, я им ляпнул тогда что-то вроде того, что храм в случае неповиновения и вовсе дотла сожгут… И об этих самых словах я по сей день жалею более всего прочего. Потому как настоятель решил, что лучше уж он сделает это со своей любимой святыней сам.

Я до сих пор не пойму, чем вообще он тогда думал. Я всякое об эотасианцах слышал, да даже сам их знал, но чтоб кто из них, да еще и настоятель, выдумал учинить такое… Бред бредом, казалось бы. Ну и все ж.

Ближе к вечеру третьего дня, когда деревенские начали расползаться по домам, я решил наведаться к церковникам вновь. Хотел, наверное, извиниться, попытаться потолковать снова… И в храм меня даже пустили. Только вот Каина нигде не было. По крайней мере, в наземной части постройки.